Три поцелуя. Питер, Париж, Венеция - стр. 40

– Да, месяц здесь, месяц там.

– Ну все-таки успеваешь соскучиться?

– Нет, скорее, не успеваю привыкнуть. Все время хочется какой-то свежести отношений, бури эмоций, праздника, что ли. Но не того, что за столом с готовками и гостями. Ты меня понимаешь?

– Согласна, мы стали экономны, мы боимся любить, мы боимся делиться чувствами, даже сердца нынче не бьются, потому что уже не бокалы, полные вина, а пластиковые стаканчики с охлаждающими напитками. А знаешь, что он мне заявил?

– Кто?

– Марко. Когда я ему сказала: «Ты меня не любишь, я это чувствую».

– Что?

– «А зачем мне тебя любить, когда с тобой можно просто спать». Ужалил в самое сердце. Вот все время же себе говорю: «Не надо заводить романов, если вас не заводит». Ан нет, бес попутал, а точнее – страх одиночества.

– После таких слов в отношениях наступает зима.

– Похолодание, я бы сказала. Хотя погода меня абсолютно не волнует. Что бы там ни было за окном – скупая зима или неуравновешенное лето, я всегда буду ждать весны. Только весной глаза наполняются влюбленностью, я же чувствую себя сентиментальной и щедрой дурой, раздавая ее направо и налево.

– Конечно, время вылечит, но осложнения обеспечены. Любовь не переспать.

– И каков теперь твой главный принцип по жизни?

– Главное, чтобы было интересно. А что касается остального, то секс – по Фрейду, шоколад – по любви, чай – поутру.

– В общем, я с тобою согласна, но кое-что поменяла бы местами.

Я выхожу на улицу, чтобы вдохнуть немного асфальта, машин, людей, будто без этого мне уже не выжить. Люди идут молча навстречу или попутно, никто никого не знает и знать не хочет. А если хочет, то только с перспективой. Но где же ее взять, перспективу, если все упирается в горизонт? Для кого-то это отдельная квартира, для кого-то – прекрасная задница впередистоящего авто, для кого-то – необитаемый остров, для кого-то – своя жизнь, без примеси прочих. Все хотели независимости, но продолжали пить, курить и любить, любить кого-то, любить себя. Я тоже зависел от этой вредной привычки. Я был влюблен, а значит – ограничен.

На моем горизонте лежала она – нервная, истощенная красотой, обличенная в изящество, погрязшая в моей влюбленности.

Осень была той самой порой, когда можно подсчитывать урожай адамовых яблок после бурных летних ночей. Пусть даже женщины уже спрятали свои выдающиеся детали страсти в ткань и воздух относился к тебе с прохладцей. В вазе моего воображения стоял свежий букет из ее ног, рук, золотых косичек. Вместе с мыслями, которые спокойны и свежи, я шел через небольшой парк, вдыхая торжественный фейерверк леса. На улице пахло дынями, они выступали золотом из декольте осени, напоминая, что все еще будет, будет гораздо слаще, только попробуй. Я подошел к лавке с фруктами, развалами которой правил южанин. Стал рассматривать дыни, которые лежали одна к одной, словно боевые снаряды, крупнокалиберные и заряженные. Я коснулся морщинистой желтоватой коры одного из них, даже пальцами ощущая сладость плода.

– Ну что ты ее жмешь с такой силой, дыни – они же нежные, как женская грудь, – предупредил меня продавец. – Ты просто скажи мне, какой тебе нужен размер.

– Сладкие?

– Все сладкие. Выбирай любую. Стопроцентный сахар, растает во рту, как поцелуй любимой, – достал он одну и повертел в руках. – Ты же любишь женщин, по глазам вижу. Тогда бери и не сомневайся.