Три побоища – от Калки до Куликовской битвы (сборник) - стр. 21

– Что ты там корябаешь, грамотей? – насмешливо окликнул зятя Мстислав Романович. – Неужто надумал летописцем заделаться, а?

– Письмецо пишу для Сбыславы, – не поднимая головы, ответил Андрей. Его растрепанные русые кудри разметал легкий ветерок. – Один купец новгородский обещал доставить мое послание Сбыславе прямо в руки.

– Неужто стосковался по жене, младень? – усмехнулся дубровицкий князь. – Всего-то две седмицы прошло, как ты с нею в разлуке.

Андрей нахмурил светлые брови и ничего не ответил, продолжая сосредоточенно выводить буквы на пергаменте.

Дубровицкий князь перевел взгляд на Мстислава Романовича. Тот выразительно повел густой бровью: «А ты как думал?.. Любовь!»

Едва начав движение по Залозному шляху, русское войско внезапно остановилось. Причина была в том, что смоленский князь отказывался идти в арьергарде и хотел занять место в передовом полку, но черниговский князь, возглавлявший авангард, не желал пускать его туда. Мстислав Романович чуть не охрип, споря и ругаясь с Владимиром Рюриковичем и Мстиславом Святославичем, у которых дело едва не дошло до драки. Оба жаждали сойтись в сече с татарами, а не тащиться где-то далеко позади с обозами.

Наконец князья сошлись на том, что киевляне будут постоянно двигаться в середине войсковой колонны, а черниговцы и смоляне будут поочередно идти то в голове, то в хвосте русского войска. Владимир Рюрикович и Мстислав Святославич помирились и разошлись к своим полкам.

Прозвучал сигнал боевой трубы, русское войско двинулось вперед.

На раскаленном небе не было ни облачка. Полки шли протоптанным путем по шляху, взбивая тучи пыли, в которой задыхались и кони и люди. Черная земля рассыпалась под ногами и тяжелыми колесами повозок.

Вечернее зарево окрасило небосклон на западе в пурпурный цвет.

Сойдя с пыльного шляха в степь, русские полки стали располагаться на ночлег. Обозные мужики ставили повозки в круг. В середине этого круга выросли шатры и палатки, заполыхали костры.

Из сумеречной мглы неожиданно вынырнули несколько сотен всадников – это была дружина новгород-северского князя Михаила Всеволодовича.

– Ну что? Настиг Мстислав Удатный мунгалов? – нетерпеливо спросил Мстислав Романович, едва Михаил Всеволодович появился в его шатре.

– Настиг, – коротко ответил Михаил и, взяв из рук отрока кубок с квасом, принялся жадно пить.

– Чем же закончилась сеча? – поинтересовался находившийся тут же дубровицкий князь.

– Посекли галичане мунгалов, – ответил Михаил и устало опустился на скамью. Его плащ был покрыт большими пятнами засохшей крови.

– Задело тебя в сече, брат? – участливо промолвил Александр Глебович и указал на кровавые пятна.

Михаил сбросил с плеч корзно.

– Это не моя кровь, – сказал он. – Коня подо мной убили в битве. Насилу ногу из-под убитого коня вытащил. Кабы не гридни мои, изрубили бы меня татары. Заглянул я ныне смерти в глаза!

– Много ли было мунгалов? – опять спросил Мстислав Романович.

– Немного, – ответил Михаил. И угрюмо добавил: – Ох и лютые они в сече, эти мунгалы!

– Где же Мстислав Удатный? Почто он сюда не подошел? – недоумевал Мстислав Романович.

– Не ведаю, брат. И ведать не хочу! – огрызнулся Михаил. – В раздоре я с ним.

Мстислав Романович досадливо всплеснул руками:

– В чем же причина, брат?

– Не по совести поступает Мстислав Удатный, – сказал Михаил. – О своих галичанах радеет, а на прочих русичей ему наплевать! Захватили мы у татар полсотни добрых коней, я попросил у Мстислава одного коня для себя и еще шесть для бояр своих. Так Мстислав мне отказал да еще нагрубил, заявив, что дружинники мои в сече были нерасторопны, как бабы беременные!