Три ночи с повесой - стр. 23
Джулиан со вздохом сгреб письма в охапку, донес до корзины и свалил всю груду туда. Все равно он никогда на них не отвечал – зажмурившись, просто выбирал из кучи писем одно и приезжал, никогда заранее не зная, куда отправится, и не сообщая хозяевам, когда его ждать. По странной иронии судьбы, своей популярностью Джулиан был обязан именно наплевательскому отношению к этикету. Зато из каждого визита он устраивал нечто вроде небольшого представления, причем Джулиан не изменил бы этой привычке, даже если бы речь шла всего об одном-единственном зрителе.
Посещения Джулиана Беллами, шутил он, можно отнести к числу таких радостей, как жареные каштаны на Рождество или многочисленные оргазмы – случаются не настолько редко, чтобы превратиться в нечто мифическое, но и не настолько часто, чтобы приесться. То есть удовольствие гарантировано… а иногда и не только.
К самому Джулиану это не относилось. Он неизменно оставался равнодушен ко всему… или делал вид, что остается.
Его привычки передались и прислуге. Заметив вошедшего в спальню хозяина, камердинер приветствовал его небрежным кивком, не поднимая глаз от спортивной газеты.
– Доброе утро, сэр, – коротко буркнул он.
– Доброе утро, Диллард, – сухо бросил Джулиан. – О нет, прошу тебя, не вставай!
Диллард что-то негромко проворчал.
– Ванна для меня готова?
В ответ – негромкий шелест переворачиваемых газетных листков.
– Думаю, да.
Дилларда можно было с полным основанием назвать самым негодным, самым бесполезным камердинером из всех, сколько их было в Лондоне. Вообще говоря, Джулиан был строг с прислугой, безжалостно выставляя за дверь лентяев и неумех, но это почему-то не касалось тех, кто прислуживал лично ему. К Дилларду он с самого начала проявлял какую-то непонятную снисходительность, вероятно, считая, что полное отсутствие любопытства, граничившее с равнодушием, извиняет даже превосходящую всякое понимание лень. К слову сказать, он и держал-то Дилларда исключительно приличия ради, поскольку обходиться без камердинера было как-то не принято. А если уж совсем откровенно, то наоборот, поскольку держать на службе такого камердинера, как Диллард, уже само по себе было нарушением всех правил приличия. Была и еще одна причина. Обычно в обязанности камердинера входило прислуживать своему хозяину – готовить ему ванну, брить, причесывать, помогать одеваться и прочее. Но когда речь шла о его туалете, Джулиан предпочитал заниматься всем сам. Это дело было слишком ответственным, чтобы он мог поручить его кому-то еще. В итоге Джулиан обслуживал себя сам, скрупулезно вникая во все детали – разве что не стирал и не гладил свои носки и не чистил башмаки.
Присев на стул, Джулиан стащил сапоги.
– Я иду спать, – сообщил он Дилларду, аккуратно поставив обувь в угол. – Проследи, чтобы меня не беспокоили ни при каких обстоятельствах. Ах да, и позаботься, чтобы сапоги к вечеру были вычищены.
В ответ – снова невнятное ворчание.
Оставив Дилларда читать газету, Джулиан отправился в гардеробную. Просторная комната в прежние времена играла роль спальни, но, переехав сюда, Джулиан велел расставить вдоль стен гардеробы и повесить зеркала. Швырнув измазанное грязью пальто на каминную решетку, он разделся, наскоро принял ванну и тщательно побрился. Потом завернулся в шелковый халат в восточном стиле, делавший его похожим на китайского вельможу, и направился к шкафам.