Три мушкетерки - стр. 6
– Да сектантка это, – поджала тонкие губы чернобровая дама лет пятидесяти. – У меня самой соседка такая. Была. Все про птичек да про свет щебетала. А потом мужа зарезала.
– Вашего? – заинтересованно влез в разговор дед с испитым лицом, выдохнув в весеннюю атмосферу троллейбуса густой запах перегара. – Вот горе-то! Небось теперь в хозяйстве и гвоздь забить некому!
– Вот еще! – Чернобровая брезгливо отодвинулась. – У меня в жизни никакого мужа не было. Не хватало еще содержать в квартире грязное, жрущее и пьющее животное!
– А ну, дамочка, ты тоже предъяви билет! – проявил половую солидарность кондуктор, видимо, обидевшись на «животное».
Не дожидаясь развития скандала, Аня выскользнула на улицу. Окружающие ее не понимали, а она не понимала окружающих. В общем, на лицо была ее ярко выраженная чужеродность окружающей действительности. Она чувствовала себя как ананас на елке, как пирожное в борще и как плакальщица на свадьбе.
Разумеется, однокурсницы косились на нее с презрением и жалостью. Аня так и не привыкла к подобным взглядам, и не замечать их было выше ее сил. Можно лишь делать вид, будто ей безразлично, в душе содрогаясь от жалости к себе. Злости не возникало. Кочерыжкина понимала: люди не виноваты в ее убожестве. Виновата она одна. А на себя злиться не получалось. И так жить больно, чтобы еще добивать себя самобичеванием.
Музыка гремела, расфуфыренные студентки щебетали, а Анна с упоением наедалась, компенсируя моральный ущерб от выступления. У спонсоров она вызвала недоумение. Особенно ярко Аня Кочерыжкина выделялась на фоне однокурсниц. Как клякса на белой праздничной скатерти. А ведь по дороге сюда она даже отважилась помечтать о некоем эффектном джентльмене в смокинге, с умным пронзительным взглядом, который вдруг разглядит в ней… хоть что-нибудь. Джентльменов в зале было пруд пруди, но разглядывали они своими умными пронзительными взглядами вовсе не то, на что рассчитывала Аня. Измельчал нынче мужик и отупел, всех тянуло на физиологию. А в Ане физиологию можно было разглядеть разве что под лупой.
Только вот лупы ни у кого с собой не оказалось.
Вика лениво перелистывала каталог. То, что было модно в этом сезоне, не гармонировало с ее голубовато-бледной кожей и темно-рыжими волосами.
– Загореть, что ли? – задумчиво протянула она, бережно тронув высокие скулы. – Нет, тогда веснушки опять вылезут и будет натуральный колхоз.
– Вика, ты бестолочь! – радостно засмеялась Ленка Ковальчук, воодушевленно вышагивавшая вдоль дивана в нижнем белье. Белье – дорогое и пикантное, Ленка тоже ничего. Крупное тело, здоровенная грудь и румянец во всю щеку. При взгляде на ее прелести в голову приходило определение «дебелая». Но не шибко образованная Ковальчук на такое определение обижалась, усматривая намек на дебильность. – В веснушках самый смак. Так ты просто смазливая девчонка, все на месте, как у всех, а с веснушками – самый писк. Я бы вот специально себе пририсовала, чтобы мужики от меня тащились.
Вика фыркнула. Если ее породистое лицо веснушки еще могли как-то украсить, то беспородную Ковальчук превратили бы в посмешище. Фрося Табуреткина из деревни Малые Утюги.
– Жаль, в этом году люрекс не в моде. Мне нравилось, – вздохнула Ленка и снова принялась наматывать круги по комнате. – Блестишь себе, а мужик, как окунь пучеглазый, клюет на все, что шевелится и блестит.