Размер шрифта
-
+

Три метра над небом. Я тебя хочу - стр. 10

Паоло упирается ногами в пол и хватается за подлокотник между нами. Я возвращаюсь в левый ряд и успокаиваю его.

– Все нормально. В Америке такое не выкинешь: там каждый миллиметр под контролем.

– Поэтому ты и вернулся сюда, чтобы оттянуться на моей машине, да?

– Как мама?

– Хорошо.

– Что значит «хорошо»?

– А что значит – «как мама»?

– Как же ты все усложняешь. Она успокоилась? У нее есть кто-нибудь? Ты ей звонишь? Она общается с отцом?

Мне никак не задать последний вопрос: она спрашивала обо мне?

– Она часто меня о тебе спрашивала, – он ответил только на этот вопрос. – Она хотела знать, звонил ли ты из Нью-Йорка, как у тебя дела на курсах и так далее.

– И что ты сказал?

– То немногое, что знал. Что на курсах все нормально, что, как ни странно, ты пока ни с кем не подрался, и еще немного насочинял.

– Что, например?

– Что у тебя там девушка, правда, итальянка. Если бы я сказал, что американка, она бы сразу поняла, что это лажа, – вы бы не смогли и парой слов перекинуться.

– Ха-ха, предупреждай, когда надо смеяться, это очередная острота?

– Еще я сказал, что ты там развлекаешься по вечерам, но никаких наркотиков. Зато множество друзей. В общем, что ты не собираешься возвращаться и тебе там по кайфу. Ну как, всё правда?

– Более или менее.

– То есть?

– У меня там были две американочки, и мы прекрасно ладили.

Он не успевает рассмеяться: я уменьшаю скорость и съезжаю с объездной направо. Еще раз притормаживаю на повороте, колеса скрипят, за моей спиной гудит какая-то старая тачка, я продолжаю съезжать как ни в чем не бывало и выруливаю на развязку. Паоло усаживается поудобнее. Достает с заднего сиденья пиджак. Пытается что-то сказать.

– Ты не показал поворот.

– Угу.

Едем молча. Паоло долго смотрит в окно, потом поворачивается ко мне, пытаясь привлечь мое внимание.

– Ну что еще?

– Как тогда закончился суд?

– Меня оправдали.

– То есть?

Он удивленно смотрит на меня.

Поворачиваюсь и заглядываю ему в глаза. Он молчит. Смотрит на меня спокойным взглядом. Не думаю, что он притворяется. Или он прекрасный актер. Паоло – хороший брат, но среди его гипотетических достоинств нет ни одного поразительного. Я смотрю на дорогу.

– Ничего особенного: меня оправдали и все.

– Как это? Объясни толком.

– Ты что, не знаешь, как это делается? Как и с амнистией на налоги или строительство, когда она проводится специально перед выборами. Тут та же история о преступниках, вроде меня, забывают, зато президент запоминается.

Паоло улыбается.

– Знаешь, я давно задаю себе вопрос, почему ты уделал того типа, что жил напротив нас.

– Трудно, наверное: вопрос задаешь, а ответа все нет?

– Ну, меня отвлекали кое-какие другие дела.

– В Америке ты бы и дня не продержался. Там нет времени задавать себе вопросы.

– Но я-то жил в Риме, и между аперитивом и капучино задумывался об этом. И даже пришел к одному заключению.

– Вот это да! И к какому же?

– Что наш сосед каким-то образом надоедал маме: может быть, приставал или шутил как-то непристойно. Ты об этом узнал и бах-бах! Отправил его в больницу…

Я молчу. Паоло смотрит на меня в упор. Мне хочется уклониться от его взгляда.

– Но кое-чего я не понимаю, никак не могу въехать… Извини, но мама же была на суде и ничего не сказала, ну, как все было: что там такого этот тип ей говорил, в общем, почему ты так себя повел. Если б она рассказала что-нибудь, судья, может быть, что-то понял.

Страница 10