Три креста - стр. 13
– Вера Игоревна, вы знаете результат вашего анализа на реакцию Вассермана?
– Конечно, знаю. Три плюсика.
Её тон был ровным, улыбка – вялой, с оттенком острого нетерпения.
– Вас лечили когда-нибудь от этой болезни?
– Нет, никогда.
– Вы только вчера про неё узнали?
– Конечно, нет. Я знаю о ней давно.
– Вы осознаёте свою опасность для окружающих?
На её лице опять мелькнула улыбка. На этот раз она была мрачной.
– Виктор Васильевич, я не очень люблю людей, которые слишком много думают о чужом здоровье – и нравственном и физическом. Я, конечно же, не о вас. Ведь вы этим занимаетесь лишь тогда, когда вас об этом просят.
– Тогда ответьте на мой вопрос.
– Конечно, осознаю. Как не осознать-то, если четыре часа назад по моей вине умер человек?
– По вашей вине?
– Ну, конечно! Он ведь послушал запись, которую сделала я.
Мимо проходили больные. Дождавшись, когда они удалятся шагов на двадцать, Виктор Васильевич пригляделся к листу бумаги, который углом высовывался из-под подушки. На этот лист Кочерыжка выписала слова с диктофонной записи. Гамаюнов не знал об этом, но догадался.
– Верочка, а вы мне послушать её дадите?
– Оставить ваших детей сиротами? Ни за что!
– Но я – не знаток древних языков.
– Я где-то сегодня слышала эту фразу. Если не ошибаюсь, от старикашки, который умер.
Со стороны ординаторской зазвучал торопливый топот. Это бежала по коридору Лена. Мчалась она к операционной, где её ждали уже анестезиологи и Петрович.
– Ленка, до завтра! – крикнул ей вслед заведующий.
– Счастливо, Виктор Васильевич! Привет дочкам! Привет жене!
Кочерыжке вдруг почему-то сделалось весело. Не успела Ленка исчезнуть за поворотом, как показались Лариса, Прялкина и Ирина. Они шли к лифту. Виктор Васильевич с ними так же тепло простился. Сгущались сумерки. Две дежурные медсестры, включив в коридоре свет, направились к процедурной, чтоб наполнять шприцы для инъекций. Обе они с удивлением посмотрели на Гамаюнова, почему-то не торопившегося домой.
– Но вы-то намерены раскрыть тайну? – вновь обратился он к Кочерыжке, которая улыбалась.
– Да, я намерена, – был ответ, – у меня нет дочек.
– У вас есть мать.
– У меня нет матери. У меня есть только три крестика.
– Чёрт возьми! – вскричал Гамаюнов, – да вы как будто этим гордитесь!
– Нет, не горжусь. Гордость ни при чём. Но они мне дороги. Понимаете?
Виктор Васильевич очень хорошо понял. Но сделал вид, что не понял. Бросив взгляд на часы, он медленно встал со стула и произнёс:
– Ну, что ж, мне пора. Желаю вам доброй ночи, Верочка. Не забудьте померить температуру на ночь и утром. Завтра увидимся. До свидания.
– Как зовут ваших дочек? – спросила вдруг Кочерыжка, когда заведующий уже подходил к лифтовой площадке. Он повернулся.
– Старшую звать Наташа, младшую – Дуня.
– Сколько им лет?
– Старшей уже двадцать, младшей – шестнадцать. Наташа учится в институте, а Дунька – в школе.
Больше у Кочерыжки вопросов не было, и заведующий ушёл. За окном стемнело. После уколов, которых сделали сразу три, Кочерыжка билась над расшифровкой записи. После ужина, состоявшего из картошки с селёдкой, эта работа была окончена. Отложив айфон, Кочерыжка доковыляла до медсестёр и спросила у них, не видели ли они у кого-нибудь из больных Нового Завета. Ей принесли всю Библию целиком. Она её час читала, потом ещё полтора часа была в интернете. В десять часов отправилась в ванную, взяв с собой больничное полотенце.