Три комнаты на Манхэттене - стр. 8
– Одолжи, пожалуйста, гребень.
Пустынная улица, на которую они вчера пришли, оказалась шумной, полной народу, на ней было множество баров, ресторанов, небольших магазинов. И все было так густо расположено, что почти не оставалось темных пустот между зданиями.
В такой сутолоке было особенно приятно ощутить, что им удалось вырвать для себя из этой толпы, заполнившей Бродвей, и свою относительную независимость и обретенную легкость чувств.
– Ты ничего не забыл?
Они вызвали лифт. Его обслуживала девушка в форме с равнодушным и угрюмым видом, а не тот добряк, которого они видели ночью. Выйди они часом позже, то снова встретили бы его, и он наверняка бы все понял.
Спустившись, Комб направился сдавать ключ дежурному, а Кэй очень спокойно и уверенно ожидала его так, как ждут обычно мужа или постоянного любовника.
– Вы сохраняете за собой комнату?
На всякий случай он сказал «да» поспешно и очень тихо не только из-за нее, но в гораздо большей степени яз своего рода суеверия, дабы не спугнуть судьбу, делая вид, что все, мол, уже известно заранее.
А что, собственно, было ему известно? Да ровным счетом ничего. Они по-прежнему так и не знали ничего друг о друге, во всяком случае, не больше, чем накануне. И тем не менее, наверное, не было еще на свете двух существ, двух человеческих тел, которые бросились бы друг к другу так вот, не раздумывая, в безнадежном отчаянье.
Как именно, в какой момент они погрузились в сон? Он этого не мог припомнить. Один раз он проснулся, когда было совсем светло. Увидел ее лицо, с которого еще не сошла печаль, а тело ее казалось распятым: рука и нога свисали с кровати до пола. Он уложил ее поудобнее, она даже не открыла глаз.
Теперь, оказавшись на улице, они повернулись спиной к фиолетовой вывеске «Лотоса», а Кэй держала его под руку, как ночью во время их долгого марша.
Почему ему сейчас стало немного досадно, что вчера она взяла его под руку слишком рано и слишком уж естественно, – совершенно незнакомого ей человека, каким он был для нее тогда?
Она сказала с веселой ноткой в голосе:
– А не поесть ли нам чего-нибудь?
С веселой ноткой потому, что все их сейчас веселило, потому что они шли стремительно, отталкиваясь от толпы, с легкостью пинг-понговых шариков.
– Что это будет – ужин? – спросил он.
И она расхохоталась:
– А может быть, начнем с утреннего завтрака?
Он перестал вроде бы даже понимать, кто он такой и сколько ему лет. И не узнавал больше этот город, который горестно и раздраженно измерил шагами за шесть с лишним месяцев. А теперь вдруг пришел в восторг от его огромных размеров и несуразной застройки.
На этот раз она совершенно непринужденно повела его за собой. Покорно следуя за ней, он спросил:
– Куда же мы идем?
– Чего-нибудь перекусить в кафетерии Рокфеллеровского центра.
Они уже подошли к главному зданию Центра. Кэй уверенно зашагала по просторным коридорам, облицованным серым мрамором Впервые он почувствовал, что ревнует, понимая прекрасно, как это нелепо.
И все же он задал вопрос, волнуясь как школьник:
– Ты… часто сюда приходишь?
– Иногда, когда бываю в этом районе.
– С кем?
– Дурак!
Казалось, каким-то чудом, за одну ночь, даже меньше, чем за ночь, они прошли путь, на который обычно любовники тратят недели, а то и месяцы.
Он поймал себя на том, что внимательно следит за официантом, принимающим у них заказ, желая убедиться, что тот с ней не знаком, что она не приходила сюда часто с кем-нибудь другим и не кивнет ли ей официант в знак того, что узнал ее?