Три дня с миллиардером - стр. 35
терминатор.
Открыв для меня дверь, даже не удосуживается предложить даме руку, зато хватает под локоть, едва я высовываюсь на улицу.
— Мне больно, — осведомляю я его бандитское высочество.
— А ты не любишь боль? — скалится Громов. — От нее в крови повышается уровень адреналина. Реакции мозга ускоряются. Ты видишь и понимаешь больше, чем ранее, но думаешь, что слепнешь. Психологический блок.
Его тон лезет под кожу, прогрызая все ее слои. Ядовитая энергия жалит меня без пощады. А самое отвратительное, что он говорит дельные вещи. Боль увеличивает мою ненависть к нему, а ненависть убивает страх. Как правило, без страха отключается инстинкт самосохранения. Значит, больше шансов найти выход. Пусть даже рискуя.
— Что в тебе особенного? — внезапно произносит Громов. — Ты отличаешься от всех них.
— От твоих кобылок и телочек? Ты прав, я особенная. Ведь ни одна из них не какала бриллиантами.
Улыбка Громова становится шире. Чую, как его заводит моя непокорность. А ведь если с ней не перебарщивать, можно сделать своим оружием — усыпить его бдительность, втереться в доверие, ослепить.
— Ты пока тоже меня не порадовала. Удивительно, как долго в тебе задерживается жратва. Может, мышцы помассировать?
— А что, мышцы Инессы уже не приносят былого удовольствия? Атрофированы?
— Дьявол, Рина! — причмокивает Антон. — С тобой интересно играть.
— У меня не было отца, и с детства приходилось самостоятельно отбиваться от всяких придурков.
Громов больше не улыбается. Слегка ослабив пальцы, скользит ими вниз по моей руке и говорит:
— А мой папаша однажды пробил мне башку. Шрам так и остался.
Берет меня за пальцы, поднимает и подносит к левой стороне своей головы. Подушечками я нащупываю рубец в мягких густых волосах и, пожалуй, впервые в жизни радуюсь, что у меня вообще не было отца.
— Ты после этого..?
— Попал в детдом? Угум.
— Нет, я не о том. Ты после этого свихнулся?
Уголок его рта отъезжает в сторону уха.
— Ну ты и язва, Рина.
— Ты у меня на глазах хладнокровно застрелил человека. Я боюсь представить, какое это по счету твое убийство. Не думай, что душещипательная история о несчастном мальчике-сироте изменит мое мнение о тебе. Ты угрожаешь мне убийством моих близких. Я никогда не пойму тебя и не приму. Я дышу мыслью однажды сдать тебя со всеми потрохами полиции.
— А не боишься, что я сейчас же вскрою тебя, заберу кольцо, а труп выброшу в ближайший мусорный контейнер?
— Уже нет, — осмеливаюсь сказать я. — Иначе тебе придется объясняться перед Львом Евгеньевичем, как так вышло, что какая-то нищая официантка влилась в вашу семью под видом твоей невесты и крутила тобой, как хотела.
— Ты мной не крутишь, — начал злиться Громов.
— Мы стоим перед торговым центром, чтобы купить мне долбаные духи.
Он толкает меня спиной к машине, прижимает и рычит сквозь зубы:
— Провоцируешь?!
— Ты все равно ничего мне не сделаешь. Ведь тогда правда всплывет наружу и ты навсегда лишишься права на империю своего отца.
Ладонями упершись в крышу машины, он звучно втягивает воздух ноздрями, а я тем временем замечаю притормаживающий неподалеку мотоцикл. В байкере тут же узнаю майора Беркутова. Пусть я видела его во мраке ночи. Пусть сейчас он в солнцезащитных очках. Но я его вслепую бы узнала, потому что впитала его образ, чтобы однажды, в самый подходящий момент, не упустить последний шанс.