Три дня с миллиардером - стр. 14

Антон вводит меня в просторную гостиную, обставленную итальянскими диванами, и все внимание уделяет бару на колесиках. Позвякивая бутылками, интересуется:

— Выпьешь?

— Нет, спасибо, — буквально выковыриваю из себя каждый слог, поглядывая на диван, но не рискуя сесть даже на его краешек. — Я уже выпила твоего шампанского.

— Правильно. Бухать — это не твое. — Громов выбирает бутылку, наливает себе пару глотков янтарного пойла и, бултыхая его, выпрямляется передо мной.

Не могу смотреть на него. С каждой минутой он кажется страшнее и опаснее. Особенно когда так близко. Буквально в шаге. На расстоянии вытянутой руки.

Брожу взглядом по гостиной, цепляюсь им за фотографии на стене. Они крупные, яркие, профессиональные. Громовы не стесняются выставлять сытую жизнь напоказ, наоборот, намеренно делают это.

— У тебя есть брат? — Всматриваюсь в фотографию, на которой Антон и Алика в компании молодого мужчины с взъерошенными волосами и брутальной щетиной.

— Ринат. — Громов делает глоток и расслабленно выдыхает.

— Вы непохожи. Все трое, — замечаю я. Болтаю, лишь бы не торчать в обволакивающей тишине. Иначе свихнусь, сорвусь, разрыдаюсь.

— Мы неродные.

Резко переключаюсь на Громова. Он опустошает бокал и ставит его на полку.

— Что, все трое?

— Угу, — мычит, дернув уголком рта. — Никогда не слышала об усыновлении?

— Просто не ожидала. Тебя рано усыновили, да?

Громов потирает шею, разминает и устремляет взор на ту самую фотографию, где он с братом и сестрой перед дымящимся мангалом.

— В одиннадцать.

— В одиннадцать месяцев?

Жалит меня пронзительным взглядом, ответив:

— Лет.

С ума сойти! Он в этой семье с одиннадцати лет, а ведет себя так, словно прирожденный мажор. Судья. Палач. Мясник. Хотя вероятно, его родители вообще не в курсе, чем занимается их приемный сын.

— Волосы у тебя красивые, Катерина, — меняет не только тему, но и тон. Становится шелковым, почти нежным.

Наверное, я должна запрыгать от радости, что ему хотя бы мои волосы нравятся. Только они меня не спасут, если Громову вздумается и меня доставить к предкам.

— Рин, а ты что носишь? — В гостиную входит Алика, держа в обеих руках груду разноцветной одежды.

— Рин? — шевельнув бровью, спрашивает ее брат.

— Катя, Катерина, Рина… — Небрежно пожимает плечом девушка. — Или тебе не нравится? — Чуть выпучивает глаза.

— Да нет, все нормально, — киваю я. — Меня так в школе называли.

— Рина? — опять переспрашивает Антон.

Ответила бы ему: «А ты думал, моей кличкой было Чудо в перьях?», — но как-то мне слегка не до стеба. Язык не поворачивается.

— Смотри, — берет все внимание на себя Алика, — тут платье, майка, шорты, брюки, блузка… На твой выбор. Могу еще шкаф потрясти.

— Нет, все нормально. Я возьму брю…

— Шорты с майкой, — не дает мне договорить Громов.

Сжавшись, послушно киваю и впервые натягиваю на лицо вымученную улыбку:

— Да, шорты с майкой. Вполне подойдет.

— Держи! — Алика протягивает мне одежду и выжидающе смотрит. — Тебя проводить в комнату для гостей?

Но рука Громова, уж больно туго обвившая мою шею, бесцеремонно и по-хозяйски, будто он сейчас меня придушит, вынуждает его сестренку заговорщицки улыбнуться.

— О, все поняла, не лезу. Пойду собираться. У меня сегодня аэробика.

Выпорхнув из гостиной, снова оставляет нас наедине.

Не дыша, жму к груди сумку и пахнущие свежим гелем для стирки вещи, считаю секунды своей жизни и жду, когда Громов меня отпустит. А он не спешит. Более того, приближается вплотную, своей крепкой грудью касается моего плеча, горячим бедром — ноги, и смакует мою дрожь.