Три цветка и две ели. Второй том - стр. 24
Голос принца вовсе не был груб, лишь с хрипотцой, а красивая песнь рассказала печальную сказку о том, как некий град отдавал дракону Виверну красавиц, которых тот уносил неизвестно куда. И раз дракон узрел столь нежную красу, деву Белозлату, что сам обронил слезу – упав, она превратилась в изумруд, а дракон в рыцаря. Белозлата и Виверн полюбили друг друга, сыграли свадьбу, но после рыцарь сказал, что должен отправиться за море к чародею, какой его заколдовал и какому он относил красавиц, иначе тот прилетит сюда и обратит этот град в пыль. Так рыцарь ушел, обещая вернуться, как убьет чародея, – и вернулся, вернее, в его облике вернулся чародей; Белозлата же, разгадав ночью на ложе подмену, поняла, что Виверн мертв. После любви она поднесла отравленное вино чародею и сама выпила половину чаши. Словом, все погибли, зато благодарный град сочинил хвалебную песнь о красоте и нежности, что может растопить даже сердце дракона и превратить того в рыцаря.
«И вот же как, интересно мне, – со злобой думала Маргарита, пока принц заканчивал песнь, – град узнал, что рыцарь – не рыцарь, а чародей, если его с красавицей нашли поутру мертвыми? Она же не успела никому сказать об этом! Наверно, она просто узнала, что ее рыцарь не ходил убивать никаких чародеев, а резвился в Вардоце с Лилией Тиодо!»
– Песнь изумительна, – сказала Маргарита, когда принц замолчал. – И голос ваш, Ваше Высочество, заслуживает высоких похвал, не меньше, чем ваше мастерство игры на лютне или слова… Ваше Высочество, я могла бы просить вас об услуге? – быстро проговорила она, прежде чем Рагнер смог ее перебить. – Мне тоже нужно в Брослос, к падчерице… Срочно. Не найдется ли на вашем корабле каюты и для меня?
– Ну… в любом случае, у Рагнера будет каюта, – недоуменно ответил Адальберти Баро.
– Нет. Мы ведь не обвенчаны. Мне нужна отдельная каюта.
Рагнер молчал, опустив глаза к столу, хмурясь и чувствуя себя дерьмом.
– На моем корабле найдется для вас каюта, – подумав, ответил принц. – Я вам уступлю свою, а сам поживу вместе с сыном.
– Не спеши, прошу тебя, любимая, – тихо заговорил Рагнер по-орензски. – Обсудим всё после обеда и поговорим.
– Превелико вас благодарю, Ваше Высочество, – ответила девушка, игнорируя Рагнера. – В таком случае я вас покину, ведь мне надо собираться в путь, да и час уж поздний. Песнь была изумительной… И вы изумительны тоже.
Маргарита поднялась из-за стола, едва сдерживая слезы – мужчины тоже встали. После поклонов, она удалилась, и уже на лестнице почувствовала влагу на своих щеках.
– Алорзартими, прошу, спой что-нибудь веселое, – убитым голосом проговорил Рагнер, наливая себе в чашу вина. – Как можно более веселое.
Алорзартими исполнил бравурную походную песнь, но веселье было испорчено. Куплеты удалой мелодии о рыцарском благородстве, чести и верности кололи Рагнера в сердце копьем, и совесть мучила его еще нещаднее. А несчастной Маргарите на третьем этаже бодрая песнь из обеденной и безразличие Рагнера, как она решила, добавили слез к тем, что и так текли реками по ее щекам. Она собирала свои малочисленные вещи – всё, что ей купил Рагнер, решила здесь оставить, и благодарила Бога за то, что привезла из Орензы несколько платьев, жалованных Ортлибу Совиннаку, – оттого могла сохранить достоинство, покидая навсегда этот замок и его хозяина.