Три цветка и две ели. Первый том - стр. 50
________________
– Я сам тебе всё могу здесь показать, смотритель, – говорил Зимронд, поднимаясь по ступеням на галерею первого этажа, – и рассказать тоже. Вот у этих самых колонн по голой девке плясало, приветствуя меня. Правда, сейчас тут из шлюх одна моя бабка, – громко хохотнул он. – Я б помер, увидав старую каргу без одежд.
На втором этаже Зимронд по-хозяйски прошел в мужскую Синюю гостиную, а граф Гельдор задержал Линдспа у лестницы.
– Как поживает ваша прелестная сестрица? Передали ли ей письмо от меня?
– Ваше Сиятельство, моя сестра дорожит доверием королевы Маргрэты и честью нашего имени…
– Линдсп, – перебил его граф. – Я лишь хочу поговорить с Мираной наедине. В этом парке, например… Впусти меня вечером, когда королева отойдет ко сну. Я всё готов дать Миране: мое имя, положение и состояние, но долго я ждать не буду.
Линдсп задергал губами и посмотрел в сторону, поправляя челку. Эгонн, улыбнулся, понимая, что смог его завлечь, и стал увещевать смотрителя дальше. А Зимронд в это время, заскучав, отправился из Синей гостиной в кабинет, где без стеснения принялся греметь вещами на полке, в поисках куренного вина, ведь Рагнер пил именно его – и Зимронд, как собака, чуял, что оно где-то рядом. Этот шум услышала Маргарита.
Девушка еще нежилась на великом, мягком ложе, одетая в полупрозрачную свободную сорочку и распустившая свои роскошные золотистые волосы. Утреннее недомогание и отсутствие друзей в доме задержали ее в постели. Господа Махнгафасс искали себе дом, вернее, его искала Марлена. Она желала иметь такой же домик, какого лишил ее Лодэтский Дьявол, изгнав из Лирхготбомма: не роскошный, но милый, не из камня, но с черепичной крышей, может, без конюшни и бани, но точно с садиком и добрыми соседями. Енриити и Дианы тоже не было в Рюдгксгафце: Эккварт показывал им Лидорос. Рагнер после Лодольца хотел навестить Аргуса, поэтому зная, что возлюбленный вернется нескоро, Маргарита никуда не спешила. Разбуженная звоном, доносившимся из кабинета, она подумала, что Рагнер вернулся раньше, не застав Аргуса. Никто иной шуметь в кабине не мог, ведь теперь там жила Айада, не позволяя зайти сюда, в спальню, ни королеве, ни кому-то еще постороннему.
Сладко потянувшись, Маргарита соблазнительно изогнулась на пышной постели и, оголив бедро, позвала возлюбленного. Скоро она услышала шаги, приближающиеся к закрытому занавесу, и выпятила губы для поцелуя.
Но вместо Рагнера занавес распахнул рыжий сатир, который, хохоча, кинулся на постель к золотоволосой «нимфе», треща что-то непонятное.
Маргарита вскрикнула и, пока к ней быстро полз по огромной кровати сатир, схватила что-то, оказавшееся простыней под одеяло. Она соскочила на пол, набрасывая на себя покров, но сатир прижал коленкой простыню и дернул ее к себе. Оставшись в полупрозрачной, тончайшей сорочке, прикрывая себя руками и громко визжа, девушка побежала к уборной, желая там спрятаться, – и у самой двери ее поймали, обхватили со спины и потащили к кровати. Маргарита кричала – сатир хохотал, тискал ее груди и что-то весело пел.
Но тут дверь из кабинета распахнулась – в спальню прошла Соолма, и она едва сдерживала за золоченый ошейник большую собаку. Это была уже не Айада – Соолма держала адскую зверюгу: лающую зубастой пастью, рычащую в ярости и брызгающую слюной.