Три Анны - стр. 41
– Аннушка! Ау! Вернись!
Аню словно окатили ушатом студёной воды из родника, мгновенно охладившей горящие щеки. Выпрямившись в струнку, она недвижимо застыла в руках Алексея бледная и растерянная.
Он уловил произошедшую в девушке перемену и отпрянул, стараясь поймать её взгляд:
– Ласточка моя.
– Пустите меня, Алексей, – Аня оторвала от себя его руки, только что настойчиво обнимавшие её, и поняла, что не знает, куда деться от жгучего стыда. Она, Анна Веснина, дочь порядочных родителей, любезничает ночью с кавалером как неразборчивая девка! Да ещё в то время, когда Маришка Воронова оплакивает своего отца.
«Спасибо, мамушка, спасла ты меня», – подумала Аня, от души перекрестившись на кресты Успенского собора. Потом, прижав руки к щекам, не говоря Алексею ни слова, побежала в дом, торопясь выплакать в подушку своё запоздалое раскаяние. Всю ночь она металась по комнате, заново переживая то горе подруги, то своё позорное поведение при встрече с Алексеем. В четыре часа утра Аня, наконец, успокоилась, босиком прошлёпала на кухню, выпила чашку холодного чая и заснула крепко, как давно не спала.
Маришка Воронова приехала на следующий день к вечеру. Едва экипаж с верным Степаном на козлах вывернул из-за поворота, Аня обратила внимание, как словно бы увяло всегда румяное, свежее лицо подруги с озорными ямочками на щеках. Вместо прежней резвушки и хохотушки, в двуколке сидела худенькая, испуганная девочка с опухшими от слез глазами и остреньким подбородком.
Вылезая из повозки, Маришка жалобно посмотрела на Весниных, неловко скукожилась и, закрыв лицо руками, залепетала:
– Простите, что доставляю вам столько хлопот.
– Маришка, милая, – птицей кинулась к ней Аня, покрывая поцелуями мокрые глаза подружки, – о каких хлопотах ты говоришь?
Она с трудом удерживала рыдания, поднимающиеся из груди, догадываясь, что если даст волю чувствам, то встреча Маришки рискует перерасти в продолжение похорон Воронова.
Глядя на обнявшихся девушек, Веснин тоже прослезился:
– Милости просим, Маринушка, будь мне богоданной дочкой, – не зная, как унять поток женских рыданий, он неловко переступил с ноги на ногу, указывая на дом. – Теперь это и твои хоромы, доченька. Иди, милая, отдохни с дороги, тебе Аня с Анисьей спозаранок светёлку приготовили.
Иван Егорович любовно подтолкнул девиц к распахнутым дверям, не забыв одновременно сурово цыкнуть на зазевавшихся работников, кучно стоявших чуть поодаль:
– Нечего попусту глаза пялить, девиц смущать, опосля налюбуетесь. Марина Ермолаевна теперь наравне с нами полноправной хозяйкой в доме будет. Прошу любить и жаловать.
– Да мы ничо, мы со всем нашим сочувствием, – вяло отбрехался за всех плотник Лукьян, приехавший с мануфактуры за новыми лекалами. – Мы ж понимаем, – он сдёрнул шапку и понурил голову в знак скорби по Маришкиному отцу.
– Ну, то-то, – подобрел Иван Егорович и пояснил: – Я страсть не люблю, когда люди до чужого горя охочи.
– Своего хватает, – выкрикнула вслед хозяину прачка Сидориха, дождавшись, когда он скроется в доме. Она вызывающе поставила руки в боки и уставилась на только что подошедшую швейку Проклу, переспросив: – Али не так?
Вместо ответа Прокла оценивающе повела глазами на крепкий дом Весниных, украшенный резными ставнями, и задумчиво кивнула, перемалывая в уме что-то своё: