Третья - стр. 26
Даже боль, которая дергала ладонь, стала почти выносимой. Но она все равно саднила, все равно оставалась сильной.
‒ Я закончил.
Когда Арнау это произнес, Коэн покинул комнату с моим телефоном в руках, чтобы скопировать запись. На ладони теперь красовалась череда синих скрепок, проходящих как неровный пунктир по карте сокровищ.
‒ Они удержат шов от расползания.
Поверх шва мне наложили прозрачную мазь, после принялись обматывать руку чистым бинтом. Все умело, все профессионально.
У Эйса были теплые ладони. Очень мужские, больше моих.
‒ Завтра станет гораздо легче.
Я сомневалась, что завтра станет легче: глубокие раны быстро не заживают, но спорить не стала. Лишь невесело улыбнулась ему, сидящему передо мной на корточках.
‒ Теперь ты прочно ассоциируешься у меня с болью.
Арнау шутливо втянул воздух, как сделал бы, обжегшись о раскаленную плиту.
‒ У-у-у, как это плохо… ‒ В голосе насмешка, в глазах бесовские искорки. – Придется это исправить.
Я полагала, исправлять это он намеревался «когда-нибудь в обозримом будущем», но он вдруг сделал то, чего я не ожидала. Взял мою здоровую руку с дивана, поднес к своему лицу и…
Мои пальцы никогда не посасывали. Ни один. Мне всегда казалось, что это действо больше дурацкая шутка, нежели то, что кому-то может нравиться. Но Арнау погрузил мой указательный палец на треть себе в рот, и у меня перехватило дыхание, когда сомкнулись его губы, когда кожи коснулся его язык. Эта волна, начавшаяся от руки, прошла мне через мозг, после ‒ через сердце и опустилась в живот. В самый низ. Он сосал его очень чувственно, очень неторопливо. Затем второй, потом третий… Он погружал их в себя с такой чувственностью, что дышать я больше не могла: оторопела настолько, что даже руку вырвать не пыталась. Его рот, его губы, его язык – на них вдруг сошелся фокус моего мира, и, когда мою руку мягко отпустили, я все еще сидела, задержавшись на вдохе.
‒ Выдыхай, ‒ посоветовали мне мягко.
«Выдыхай». А у меня мозг не там, у меня голова не там, я забыла про «скрепки».
‒ Теперь я ассоциируюсь у тебя не только с болью?
Главное, не выдать ему, куда ушел пожар, не показать, насколько меня пробило.
Только чертики в серых глазах, только мягкая насмешка в них. Необидная.
Выдохнуть мне удалось только, когда в комнату вошел Гэл, тогда же получилось разорвать с Арнау зрительный контакт.
‒ Да, разговор удалось перевести.
‒ В нем… есть полезное?
Мне требовалось это знать. Очень.
‒ Да. В нем важная информация. Эйс, ты должен быть у него дома через двадцать минут, Салима и охрану оттянут на себя наши. Заберешь ноутбук.
‒ Не проблема.
Я вдруг поняла странное. Эта кошмарная ночь закончилась для меня, но она не закончилась для ребят, которым еще предстоит делать сложную работу. Опасную, наверное.
Коэн вышел в коридор, чтобы ответить на чей-то звонок, а я, не отрываясь, смотрела на мужчину, который вчера провел мне пальцем по вырезу в блузке.
‒ Вы оба… уходите?
‒ Нет, только я, ‒ Арнау пока не поднимался с колен, и это выглядело очень интимно. – Гэл останется с тобой, почитает сказки, уложит в постель. Накормит, если голодная.
Он всегда издевался. Всегда иронизировал, никогда не давал спуску. И все же сейчас он отправится туда, где может быть ранен сам, где будет не до шуток. И мне, несмотря на всю иронию, хотелось пожелать ему удачи.