Третья планета от солнца - стр. 45

– На себе не показывай, – весело хмыкнул Чиж. – А то такие же титьки с задницей вырастут, – испугал приятеля.

– Это – раскормленная русалка была, – лыбясь во весь рот, жизнерадостно подмигнул трём, солидно жующим полянам с клоками волос на лысых бошках, Бобёр, подумав: «Уже князю подражать начали».

– Чё-то здря Святослав с печенегами челомкается, чуть не брататься собирается, – высказался задумчиво жующий солёное сало, четвёртый их собутыльник, лохматый краснолицый селянин с ножом на поясе.

– Всему Подолу известно – печенеги с хазарами тайный союз заключили, и только князь Киев покинет, войной на нас пойдут. Слободки пожгут, поля вытопчут, да с девками красными побалуются. То-то степнякам радость будет, – вытер нос оселедцем селянин.

– Бошки обрили, а князю не доверяют, – возмутился Бобёр, ощерив рот и выставив два верхних зуба.

– Да хто посмел князя стольнокиевского нехорошими словами за союз с печенегами крыть? – услышав Чижа, сжал кулаки Бова.

И тут бы селянам пришёл «кирдык», но на их счастье в корчму, звякая ножнами и поскрипывая кожаными, недавно выданными сапогами, важно вошли четыре стражника, дружно облизнувшись на пронесённую мимо них запечённую до хрустящей корочки, утку, предназначенную трём гридям.

– Хто, робяты, пошлину гостевую запамятовал уплатить? – как водится у стражников, начали придираться к посетителям.

Селяне, завернув в тряпицы шматки сала, решили убраться подобру-поздорову.

– Ты не печенег, случаем? – привязался к хозяину самый крепкий из стражников, словно красну девицу лаская взглядом румяную утицу. – Братцы, – обратился к своим товарищам, – вот хто портит в селе девок и птиц, – выхватил у хозяина, быстро сломив его сопротивление, блюдо с дичью.

– Да чем ему портить? – усмехнулся товарищ здоровяка, отломив от утицы крылышко.

– Да леший тебя забодай, это моя птичка, – зло вылупился на стражника Бова, резко поднявшись с лавки и опрокинув её.

– Чаво? – не совсем уверенно, с небольшим таким вызовом, вопросил самый крупный из стражей, чижиком улетая от удара в челюсть в обнимку с потерявшей крыло уткой, под стол.

– Ща я вам выплачу, олухи, пошлину гостевую, – рассвирепел Бова, узрев глупо улыбающегося стража с крылышком в руке.

Тут и началась любимая славянская потеха под названием «ты меня уважаешь?» Маты-перематы, вой, треск дорогущих, заморских, за большую деньгу купленных у ромеев слюдяных разноцветных окошек. Звон катящейся по полу медной посуды, охи, ахи и советы зрителей участникам развлечения…

– Бова-а, по микиткам его бе-ей, ящера прожорливого, – вопил Чиж, торопливо, но от души, со знанием дела, обрабатывая длинноусого стражника, вскоре улетевшего отдыхать под стол к товарищу с многострадальной утицей.

– Кар-рау-у-л! – орал как резаный, хозяин питейного заведения. – Разоряю-ю-ю-ть, – надсаживался он. Правда, недолго, ибо в скором времени присоединился к стражнику с виновницей переполоха в руках.

– Здря затеялись перечить нам, парни, – причитал, отбиваясь от Бобра, растрёпанный стражник.

– Сами кашу заварили, – отправил его к приятелям, утице и хозяину забегаловки, гридь.

– Ну, теперича не миновать нам, братцы, княжьего суда, – сунув вылезающему из-под стола хозяину с утицей в руке, серебряную монету и схапав жареную птичку – отряхнём и схаваем, быстрым шагом поспешили прочь из остатков помещения, что раньше звалась корчмой.