Третий дубль - стр. 22
– В зале – на обычном экране, а в монтажной – на монтажном столе. Изображение маленькое.
– Нет, мне бы хотелось изображение покрупнее.
– Тогда приезжайте к восьми на студию. Я вас встречу. Годится?
– Спасибо. Еще как годится!
Когда капитан положил трубку, Митя-маленький сказал:
– Вот видишь, все уладилось.
– Уладилось! – буркнул Панин. – Разве в этом дело?
– А в чем же?
– Ну как я проворонил? Единственное утешение – пленку все равно только что проявили. И первый дубль получился.
– Это очень важно? – спросил лейтенант.
– Орешников исчез во время съемки третьего дубля. А его, третий дубль, оказывается, можно было и не делать.
– Исчез бы в другое время.
– Ладно! – отмахнулся капитан. Ему не хотелось сейчас пускаться в объяснения. – Начальство решило отрядить вас, коллега, на поиски Орешникова. В помощь капитану Панину. Разумеете?
– Да ведь у меня дел непочатый край…
– Всех дел не переделаешь. А вернуть фанатам их кумира – значит восстановить спокойствие в городе.
– Надо так надо. Всегда рад помочь зашившемуся товарищу.
Панин укоризненно покачал головой. Сказал:
– Надеюсь, с твоей помощью разошьюсь. А для начала – поговори с одной дамочкой…
Он дал Сомову телефон Инны Печатниковой.
Любимым выражением у старшего лейтенанта Кузнецова было «Ну, сила!», и он немало удивился, когда в вестибюле телестудии к нему подошла пигалица, вся голова в мелких кудряшках, и, восхищенно пробормотав: «Ну, сила!», – поинтересовалась:
– Не из милиции?
Он сразу узнал ее по голосу.
– Так точно… – шутливо отрапортовал оперуполномоченный и, не удержавшись, добавил: – Какая кудрявая девочка! – хотя видел, что пигалице за тридцать. Ему почудилось, что фразу «Ну, сила!» женщина произнесла неслучайно – не иначе как Панин ее подговорил.
Несколько секунд пигалица соображала, как ей отнестись к столь оригинальному обращению. Заметив, что милиционер смутился, она усмехнулась:
– Ладно. Пристрелка закончилась. У вас есть ко мне вопросы?
– Да, Инна Ивановна. Я говорил вам по телефону.
– Тогда – за мной!
Она повела его по длинному коридору, покрытому обшарпанным линолеумом. Двери некоторых залов были открыты: кое-где молодые парни расставляли декорации. В одном зале знакомый диктор сидел за столиком, освещенный ярким светом юпитеров, торопливо перекладывал лежавшие перед ним бумаги. Двери других залов были закрыты, а на табло светлели надписи: «Тихо. Идет съемка».
Им пришлось сначала спуститься по лестнице, на которой курили сосредоточенные молодые люди и необыкновенно оживленные молодые женщины, потом пересечь неширокий двор и снова подняться по лестнице, также плотно оккупированной курильщиками. Печатникова шла быстро, не оглядываясь, нисколько, по-видимому, не беспокоясь, что Кузнецов может затеряться среди многочисленной армии дымящего контингента работников телевидения.
Наконец они вошли в небольшую комнату, в которой стояло четыре письменных стола. За одним из них сидел толстяк и что-то писал.
– Арюша, – обратилась к нему Печатникова, – ты не мог бы погулять полчасика? У меня важный разговор. – Рукой она показала Кузнецову на стул, приглашая сесть.
Мужчина поднял голову, глаза у него были большие и грустные.
– Могу, конечно. Пойду в буфет.
«Что же это за имя такое – Арюша? – подумал старший лейтенант. – Уменьшительное? Только от какого?» Ничего подходящего ему на память не пришло.