Третье отделение на страже нравственности и благочиния. Жандармы в борьбе со взятками и пороком. 1826—1866 гг. - стр. 27

. Как видим, примирительный (или, точнее, попустительный) характер разрешения конфликтов был распространен, полицейские служащие готовы были закрывать глаза на поведение пьяниц, а хозяева и служители заведений оберегали своих пьющих завсегдатаев от административных неприятностей.

Пьянство было основной причиной постоянных конфликтов и происшествий (лето 1861 г.): «Не проходит дня, чтобы в гостинице «Орел», находящейся на Песках, в саду, где играет музыка, не было какого-нибудь скандала. Там собирается более публика окрестностей, но приезжают и известные кутилы, и много разного сброда. Один из наших агентов, которому велено посещать это заведение, доносит, что 7 числа бывший там в нетрезвом виде потомств[енный] поч[етный] гражд[анин] Самсонов, нанеся сперва многим гулявшим оскорбления, обругал, оплевал и побил приказавшего его отвезти в часть помощника надзирателя, подпоручика Глушановского, крича, что он богат, ничего не боится и всю полицию [от] какой-нибудь дряни помощ ника до самого главного – купит»[197]. Любопытно, что препровождаемый в часть дебошир с гордостью кричал глазевшему на него народу: «Я помощнику три оплеухи дал»[198]. Видимо, этот коммерческий способ разрешения конфликтов с полицией был вполне вероятен.

Другое важное обстоятельство заключалось в том, что, несмотря на усилия содержательницы гостиницы купчихи Бурениной и ее мужа замять скандал и добиться освобождения Самсонова, бывшие при этом посторонние лица не позволили это сделать, заявив, что если Самсонова, оскорбившего офицерский мундир, освободят, то они сами донесут об этом происшествии обер-полицеймейстеру.

Тот же полицейский агент, справно отрабатывая выданные средства, доносил, что «там же [в гостинице «Орел». – О. А.] из числа посетителей какой-то молодой человек, когда заиграли какую-то пляску, стал кривляться на все возможные манеры, окончив свои кривляния, он ни с того, ни с другого дал две оплеухи одному чиновнику ведомства путей сообщения, человеку уже пожилому, сидевшему очень смирно на скамье…»[199]. «Песенник» Яковлев не только не пошел за полицейским, как того требовала публика, но и помог скрыться дебоширу.

Самый желанный день крестьянского освобождения, который народная молва привязывала то к одному, то к другому знаковому дню календаря еще задолго до реформы 1861 г., должен был ознаменоваться не только царским манифестом, но и обилием водки. В сводке городских толков за 1 сентября 1859 г. отмечены слухи о вероятности манифеста к 8 сентября[200]: «В харчевне на Сенной площади большинство полагает, что 8–9 сентября будет продаваться дешевая водка, а на Царицыном лугу будет отпускаться по требованию гуляющих даром»[201].

Сообщая о настроениях нижних чинов Измайловского полка, агент отмечал, что, получив после смотра от императора по 50 коп. вознаграждения, солдаты были очень довольны. «В последний раз измайловцы просто плясали от радости за доброе царское слово, пошли с песнями с парада, а вечером носили ушатами водку в казармы, которую всю распили»[202], – свидетельствовал соглядатай. Отеческое слово императора к солдатам вызывало такой громадный прилив восторженного благодарения, которому соответствовали адекватные объемы напитков.

Предметом полицейского внимания были трактиры, рестораны и различные увеселительные заведения, где горячительные напитки в сочетании с вольными нравами создавали особую атмосферу раскованного общения. Особенно беспокоил блюстителей нравственности ранний возраст завсегдатаев: «Распущенность воспитанников учебных заведений доходит до крайних пределов. Известного сорта трактирные заведения, некоторые из публичных мест и гуляний только и имеют посетителей, что гимназистов и кадет. Там скрытно от родителей они предаются разврату и полному разгулу на свободе»