Траян. Золотой рассвет - стр. 10
– Отец! – внезапно рассердившись, Ларций прервал Тита. – Выражайся короче. Сейчас не время для обличительных речей, объяснений, что такое мировой разум, и прочих философских финтифлюшек, до которых так охоч мой раб Эвтерм. Не он ли обучал тебя искусству выражаться тёмно?
– Философия не рабское искусство, – насупился отец. – Но если ты настаиваешь, я могу и короче. Сынок, помнишь Сабина Куртизия?
– Конечно, мы с ним учились у грамматиста в начальной школе.
– Именно учились, но разному выучились. Пока ты был в армии, Сабин обвинил сосланного на Родос отца в организации покушения на цезаря. Куртизия привезли из ссылки, в цепях привели в сенат, где поставили лицом к лицу со своим обвинителем. Отец строго, я бы сказал, сурово, но без надменности и презрения глянул на отпрыска, а нарядный молодой человек заявил не смущаясь, что его отец в силу жестокосердной неприязни к императору даже в изгнании не оставил злобных замыслов. Он готовил покушение на принцепса. За ним числятся и другие, более страшные деяния.
Старик спокойно выслушал обвинение, затем, устремив взор на сына, Серен потряс оковами и воззвал к богам-мстителям, моля их возвратить его в ссылку, где он мог бы жить вдали от подобных нравов, а на его сына когда-нибудь обрушить возмездие. Он потребовал, чтобы обвинитель назвал других участников заговора, ведь не мог же он, старик, находясь в изгнании на далеком острове, в одиночку осуществить государственный переворот, тем более убийство принцепса. Тогда обвинитель, вынуждаемый законом подтвердить обвинение, называет в числе соучастников ближайшего друга Домициана Нерву.
Лысый Нерон пришел в великое смущение и снял обвинение. Отпрыск, зная, что простой народ, не стесняясь в выражениях, угрожает ему расправой, в преступном неистовстве дал деру. Что же ты думаешь? Не прошло и двух недель, как по приказу принцепса его возвращают из Равены и заставляют довести обвинение до конца, причем в разговоре с ним Домициан не скрывал ненависти к старику-отцу. Наконец в сенате были собраны голоса: Серен-старший был осужден на смерть, замененную впоследствии ссылкой. В связи с этим приговором Домициан заявил: без обвинителей законы будут бессильны, и государство окажется на краю гибели.
Тит Корнелий помедлил – по-видимому, боролся с собой – и, проиграв сражение с желанием блеснуть словцом, не скрывая гордости, с воодушевлением закончил:
– Так доносчиков – породу людей, придуманную на общественную погибель и до того необузданных, что никогда и никому не удавалось сдержать их в разумных границах даже с помощью наказаний, – поощрили обещанием наград.
Наступила тишина.
Молчали оба, отец и сын.
Наконец Тит Корнелий обратился к Ларцию:
– Полагаю, ты вправе согласиться на предложение Капитона. Объяви, что ты давно подозревал меня в преступном замысле. В противном случае тебя тоже постигнет кара. Я хотел бы, чтобы ты выжил и отомстил нашим врагам. О нас не беспокойся.
Сын невольно отпрянул. Отец оттер пальцами намокшую переносицу и добавил:
– Собственно месть мало занимает меня. Куда больше беспокоит твоя судьба.
– Моя судьба неотделима от моего имени, – нарочито не торопясь, едва сдерживая ярость, ответил Ларций. – Мое имя неотделимо от твоего. Предать тебя – опозорить род. Зачем мне тогда жить, отец? И как?..