Трава-мурава - стр. 13
– Лис-то? Ни одной! – Шура беззаботно тряхнула головой. – Сережка утром с улицы прибежит: «Мама, опять лиса подбирается». Где, какая лиса? Страсть ведь интересно, как она по земле-то ползет. Ну а лиса, наверно, не любит, когда на нее полыми глазами смотрят. Хвостом махнет – только и видали. Я уж потом, когда она за угорышек скроется, выстрелю. У вас не богато порохом? – запросто обратилась ко мне Шура. – У меня один патрон остался.
– Это она чернобурку завести хочет, – опять подала голос Зина.
– Почто, Зиночка, чернобурку? На нашем телятнике и без чернобурки утонешь.
– Не утонешь. По субботам-то не много бываешь на телятнике.
Шура медленно покачала головой:
– Ох, Зиночка, Зиночка… Ты всегда вот так обо мне. По субботам-то я… – И вдруг охнула, схватилась руками за голову и громко разрыдалась.
– Ну еще, – фыркнула Зина, – то песни, то слезы. Нам одно что-нибудь.
Лицо Аркадия стало белым как полотно. Наверно, с минуту не дыша, он смотрел на Зину, потом устало махнул рукой:
– Дура. По субботам-то она знаешь какие песни поет? На могиле у мужа… Еду я сегодня с дровами…
Шура резко подняла голову:
– Не надо, не надо…
Под порогом спросонья заворочалась собака, щелкнула зубами, видно роясь в своей шубе, и затихла.
– Вот ведь я какая, – с виноватым видом сказала Шура. – Нагнала на всех тоску.
Губы у нее все еще подергивались, но мокрые глаза уже лучились.
– Ладно, давайте лучше про охоту. У меня Сережка страсть любит, когда про зверей рассказывают. Охотником, наверно, будет.
– Шурочка! Вот за это люблю… – воскликнул, загораясь, Аркадий. – Терпеть не могу плаксивых! Хочешь, я тебе дам пороху? – предложил он и с каким-то восторженным выжиданием уставился на Шуру.
Два Ивана тоже расщедрились:
– Порох и у нас имеется. Можем!
Затем все трое наперебой начали давать Шуре советы, как лучше изловить коварную лису. Потом советы сменились охотничьими историями, и тут неожиданно выяснилось, что каждый из них охотник, да и притом не последний охотник. Впрочем, пока они расправлялись с зайцами, лисами, енотами и другой подобной мелочью, можно было еще слушать, но когда они переключились на медведей…
Зина, не расставаясь с вязаньем, откровенно зевала, я тоже заметно скучал – слишком уж смело обращались охотники с хозяином леса. Зато Шура слушала с величайшим удовольствием. Ее большие доверчивые глаза были широко раскрыты. Она переводила их с одного рассказчика на другого, иногда по-детски простодушно вскрикивала: «Ох!», «Правда?» – и Аркадий, и два Ивана, поощряемые ее вниманием, забирали все выше и выше. Было даже неловко, что Аркадий совсем забыл о своей невесте и сидел, повернувшись к ней спиной.
Не знаю, как долго продолжалась бы эта потеха, если бы Зина трезво не заметила:
– Вы хоть бы врали, да поменьше дымили. А то сидим, как в овине…
…Бутылка «Столичной» давно уже была допита. Да и что такое пол-литра на четырех мужиков?
Кто-то (кажется, Аркадий) неуверенно предложил:
– Зинаида, ты теперь раскошеливайся.
– Вот еще! Вы хоть ведро выхлещете!
Мы с Аркадием переглянулись. Нет, у обоих пусто в кармане. На достатки Иванов тем более рассчитывать не приходилось.
– А знаете что? – вдруг сказала Шура. – У меня соседка гуся торговала – тут близко… Все равно лиса утащит.
– Не выдумывай! Сережке жрать нечего.