Транзит - стр. 45
Он не договорил. Крошка, сделав три шага, уже держал молодого солдата за воротник так, что его ноги болтались в воздухе.
– Ты меня, срань господняя, не учи, что такое принципы СС, твою мать… Скажи спасибо, что я тебе сразу шею не сломал! Эта баба есть военнопленный по всем статьям, а к тому же умеет летать на самолёте!.. Ты же, говно собачье, из винтовки-то стреляешь, небось, кое-как, а уже тут ораторствуешь о принципах СС!
– Да па-ашёл ты!.. – в запале повторил молодой.
– Ну… – Крошка поставил его на землю и тут же всадил ему такой удар снизу в челюсть, что юноша упал на землю без чувств, очевидно, получив лёгкое сотрясение мозга. – Говно собачье!.. – провозгласил двухметровый верзила. – Эти дегенераты из Гитлерюгенд только и умеют болтать и прыгать под танки! Камикадзе в обосранных пелёнках! В идиотской вере, что их смерть спасёт Германию!.. А сами… Тьфу!..
Сзади подошёл фон Шенкоф. Увидев девушку, он сразу направился к ней, на ходу бросив:
– Если этот валяющийся солдат, – он кивнул на лежащего на земле молодого эсэсовца, – опять дело ваших рук, Завацки, жду объяснений…
Лётчица не двигалась и не проявляла никаких признаков жизни кроме еле заметного дыхания. Обе её ноги были навылет прострелены двадцатимиллиметровой зениткой, причём в левой была явно повреждена кость – это было видно из неадекватного сгиба посередине бедра: её нога образовывала кривую латинскую букву «Z» с коленом в двух местах. Неприятное зрелище.
Оберштурмфюрер приказал принести носилки и перевязать девушку. Он считал себя уже бывалым солдатом, но вид раненых детей или женщин постоянно приводил его в состояние прострации, даже если последние и были в военной форме. Женщина в его восприятии всегда была возвышенной особой, целью стремления, мечтой… Его дворянское традиционное воспитание в почти что рыцарских традициях не допускало мысли о том, что женщина может быть его противником… Во всех книгах, которые он читал в юности, мужчины женщин защищали, завоёвывали, сражались из-за них на дуэли, спали с ними, в конце концов, но не убивали…
– Завацки! Отнесите её и постарайтесь не угробить, чёрт вас дери! Она нам нужна живой, чтобы выяснить, знают ли о нас русские, откуда и что… Понял?!
– Так точно, герр оберштурмфюрер!
В лесу Шенкофа сразу позвал к себе полковник:
– Приношу извинения за свою несдержанную реакцию, оберштурмфюрер. Учитывая, что начиналось светлое время суток, когда вас засекли бы при передвижении на 100 %, оставшись здесь, вы поступили правильно – так имеем хотя бы шанс… Я просто уже теряю нервы… В каком состоянии русский пилот?.. Может говорить?
– Боюсь, что пока нет. Ваш коллега прекрасного пола, полковник, сейчас, судя по всему, находится в шоке от ранения и потери крови. Без сознания.
– Женщина?
– Да.
– Что собираетесь с ней делать?
– Мы, как видите, не в том состоянии, чтобы брать пленных, тем более раненых, герр полковник, но и в бессмысленных убийствах я тоже не вижу смысла… К тому же, я бы хотел всё-таки услышать от неё, что знают о нас русские… Если вообще удастся привести её в чувство… Наши медицинские возможности тоже очень и очень ограничены.
– Там, в деревне, меня осматривал какой-то местный доктор, кажется, он чех, но судя по тому, что не привёл русских – не болтает лишнего. Пошлите за ним кого-нибудь, Шенкофе, если не хотите просто ждать, пока наша раненая дама умрёт в этом богом забытом лесу, не сказав нам ни слова. Да, и ещё погасите и замаскируйте остатки её самолёта – скоро его наверняка хватятся и пошлют кого-то на поиски, а каждый час их промедления – наша надежда дождаться сумерек. Бронетехнику, скорее всего, придётся оставить здесь, подумайте об этом…