Трактир - стр. 19
– Понимаю, – сочувственно покивал Марк. – Однако ваш брат считает это занятие малоперспективным?
– Блажь, которую я должен выкинуть из головы – так он считает, – Родион пожал плечами. – Не хочу с ним ругаться. Тем более, что действительно полностью завишу от него. Пока. Видимо, придётся становиться самостоятельным… prestissimo!
– Рано или поздно это должно произойти, – рассудительно заметил Марк. – Тут главное – не рубить с горяча, чтобы не испортить отношения.
– Думаете, я этого хочу – испортить отношения?
Так они беседовали, бредя по лесной тропе. Десять минут давно уже прошли. Парень, как это свойственно молодым, напрочь забыл о своём обещании. А Марк не стал напоминать. Знал, что старшему брату время ещё нужнее.
***
Глеб расслабленно смотрел на язычки пламени в камине, неторопливо попивая кофе. Принесла его хозяйка трактира, миловидная женщина. Представилась Вероникой. Держалась она просто, но в этой простоте не было ни капли фамильярности – скорее, заведомое уважение к каждому человеку, к себе в том числе. Она всего лишь поздоровалась с Глебом и спросила, чем ещё может быть ему полезна – но этого оказалось достаточно, чтобы он почувствовал неожиданный прилив уверенности в себе. Плечи сами собой расправились, разгладились даже вечные морщины на лбу!
Жаль, что таких женщин нечасто встретишь. Таких вот, способных вдохновлять одним своим присутствием. Зато снова вошёл в моду аристократизм – ему даже учат на курсах. Что ж, хорошим манерам можно научиться. А благородству, увы, никак – оно либо есть в человеке, либо его нет…
Он слышал, как Вероника прибирается за стойкой: звон посуды, шуршание полотенца – такие уютные, домашние звуки. Вероника… Хозяйке трактира удивительно шло её имя: если верить этимологам, это анаграмма от «icona vera» – «истинный образ». Да и первоначальная форма, «Ференике», то есть «приносящая победу», ей бы тоже подошла: такую женщину легко вообразить рядом с царём-воином, мудро правящую дворцом и столицей, пока муж защищает рубежи государства. Недаром его так любили Птолемеи: у ни царица, то Береника, на македонский манер…
Глеб сидел, погрузившись в раздумья. Кофе он допил, однако не спешил отставлять в сторону опустевшую чашку – любовался акантовым орнаментом, довольно редким в современном дизайне, хотя в античные времена акант считался символом триумфа и преодоления жизненных испытаний. Посему было очень приятно увидеть его заострённые лепестки в таком неожиданном месте – на кофейной чашке в придорожной гостинице. Глеб не был любителем кофе, пил его редко, по необходимости. Зато любил античность – историю, культуру, сам эллинский дух, такой разумный и одновременно наивный. Лет с двенадцати он стал заучивать наизусть сентенции античных мудрецов. И частенько мысленно сравнивал знакомых людей с известными мифическими персонажами. Маруся ассоциировалась у него с верной Пенелопой, которая двадцать лет ждала своего Одиссея. А брат виделся юным Икаром, которому страстно хотелось летать. Глеб даже крыльями его снабдил – пусть порадуется дитя. Сам он, считай, так и не вкусил прелестей юности: кто-то же должен был кормить их маленькую семью. И не только кормить. Родиона следовало обеспечить всем необходимым, чтобы строгие тётки из опеки не сдали его в детдом…