Трактир - стр. 13
Ида дёрнулась как током ударенная и беспомощно оглянулась. Господи, а где же белые столики с гиацинтами? В обе стороны тянулась мостовая без намёка на тротуар, лишь грязные лужи да мокрая солома. По булыжникам катилась, скрипя колёсами, старая телега, запряжённая рыжей клячей. По другой стороне улицы спешил какой-то человек в просторном сером плаще и нелепой шляпе, надвинутой на лицо так глубоко, что видны были лишь густые седые бакенбарды. Ему навстречу устало плелась женщина в длинной коричневой юбке, плотной шерстяной пелерине и таком же капоре, в каждой руке неся по корзине с овощами… Не успела Ида опомниться, как раздался предостерегающий возглас, женщина и старик с бакенбардами вплотную прижались к стене дома, и по улице прогрохотала двуколка. Брызги из-под колёс обдали Иду…
Вернее, Нинет. Теперь её звали Нинет, то есть Антуанетта, но так к ней обращался только старик священник, когда обходил рабочий квартал перед Пасхой и Рождеством. Подол её юбки, и без того мокрый и грязный, стал ещё мокрее и грязнее. Как и стоптанные башмаки, которые были ей настолько велики, что приходилось обматывать шнурки вокруг щиколоток, чтобы на ходу не спадали. Нинет оглянулась, испуганно и растерянно. Взгляд её снова упал на куклу в витрине магазина. На серо-буром фоне улицы фарфоровая барышня в блестящих шелках казалась сказочно прекрасной. Она была чудом. Частицей небесного царства, выставленной напоказ, чтобы люди помнили: рай существует. Не для всех, конечно, но всё же …
– Опять глазеешь, дурёха?
От толчка в спину она чуть не врезалась головой в витрину. Брат был младше её на год, но выше и плечистее. Он уже работал на бумажной фабрике, там же, где отец, а в ночь на субботу разгружал на рынке повозки с рыбой, зерном, овощами и на дополнительно заработанные су покупал себе всякую вкуснятину: кусок белого пирога с патокой или кувшинчик жирных, сладких сливок; иногда он приносил младшим братьям яблок, побитых или червивых, и мальчишки прямо дрались за угощение. Нинет тоже пошла бы работать куда-нибудь, судомойкой, например, как соседская Рози, её ровесница; однако ей приходилось смотреть за малышнёй, пока мать разносила клиентам выстиранное бельё. Вот если бы она хоть чуток подросла и стала сильнее, могла бы сама разносить, вместо матери, а не сидеть с вечно орущими детьми – двумя братьями и сестрой, которой едва исполнился год. Увы, пока заплечная корзина была тяжелее самой Нинет! Правда, один раз она относила выстиранные покрывала в дом аптекаря и через открытую дверь кухни разглядела часть комнаты напротив: красивый зелёный ковёр, комод и угол кровати с резными столбиками. Господи, какое счастье, должно быть, жить в такой комнате…
– Дуй домой, глупая гусыня, мать тебя обыскалась! – прохрипел брат навеки осипшим от ледяной воды голосом: разбавленную водой бумажную массу вычерпывали вручную. – И нечего пялиться на то, чего у тебя никогда не будет – даже и не мечтай! – добавил он со злой обречённостью и пошёл дальше широкими шагами, понурив голову и сутулясь, как старик. Его смена уже через четверть часа, хорошо ещё, что сразу догадался, где искать дурёху-сестру.
А Нинет и не мечтала. Даже если бы случилось чудо и кто-то – ангел, например – подарил бы ей такую куклу…О нет! Несносные младшие братья тотчас сломали бы её, перепачкали, разодрали бы в клочья, как разодрали книжку про Деву Марию и младенца Иисуса, её единственную книжку, подаренную старым священником в прошлый сочельник; Нинет не умела читать, но там были такие красивые картинки! А сестрёнка, даром что ещё не ходила, добралась-таки до глиняной свистульки, которую отец давным-давно принёс Нинет с ярмарки – добралась и разбила о каменную ступеньку…