Тойво – значит надежда. Красный шиш - стр. 31

– Подумаем, – опять нахмурился Инно. – Можете идти.

Тойво ушел в полной уверенности, что все будет именно так, как ему нужно. Он не испытывал радости, он не испытывал боевого азарта, так – заурядное дело, к которому, правда, следует подготовиться, как следует. А из этого следует, что надо найти эстонца Тыниса.

Еще он подумал, уходя от начальника: «Как ловко товарищ Инно умеет хмуриться! Отличное командирское качество, надо бы научиться. Хмуришься – значит хмырь, в смысле – хмурь».

На Тойво Вяхю выйти можно было только через Куусинена – он был его человек, ведающий нелегальными переходами через границу. А на Тыниса – через Институт мозгоедов Бехтерева. На Панисельгу можно было выйти через Петрозаводск. В общем, везде можно было выйти.

Но сначала надо было выйти на дорогую и милую Лотту.

Here I am, sitting on my porch,

Thinkin’ my life has got to be beyond reproach.

Have I forgot some friends close to me,

Real ones that don’t use me?

And does my woman love me now,

Like she loved me then?

Here I am, my defenses are down.

Will she remember me when I’m not around,

Will she still dream by me,

Or will she find a new life?

Will I ever get used, to being alone at night,

I’ll never know, but would it do me any good if I did?

Life is a strange brew, maybe we should not lift the lid

Lift the lid.

– Lift the lid – Nazareth.

Вот и я – сижу на своем крыльце,

Думаю, что моя жизнь недостойна упрека.

Забыл ли я близких друзей,

Настоящих, что не используют меня?

И любит ли меня моя женщина,

Как она любила меня когда-то?

Вот и я – мои защиты порушены.

Вспомнит ли она меня, когда меня нет рядом,

Видит ли она сны обо мне?

Или она нашла новую жизнь.

Буду ли я когда-нибудь ненужный, буду ли одинок ночами?

Я никогда не узнаю, но будет ли мне лучше, коль бы я знал?

Жизнь – странное варево, может нам не стоит снимать с него крышку?

– Перевод -

Он всегда волновался, думая о своей девушке: она в Выборге, красивая и привлекательная – а он, некрасивый и непривлекательный, здесь, в Питере. Как жить?

Начальник курсов Инно подписал для Антикайнена мандат, по которому после празднования пролетарского праздника Первомая у него были десять дней отпуска. Их весенние полевые сборы прошли под одобрительным наблюдением наркома Каменева, нарком Троцкий наблюдал служивый народ где-то в другом месте. Каменев, узрев, как финские красногвардейцы поскакали на полусогнутых в атаку на мнимых финских белогвардейцев, чью роль играли березовые чурки, увязанные крест-накрест, тоже вскочил на ноги со своего почетного места и срывающимся голосом завопил:

– Ура, товарищи! Бей, понимаешь ли, буржуинов!

– Гава-гав! – пролаяли ему в ответ курсанты и прикладами и штыками сокрушили чучела.

– Товарищ Инно! – топорща бороду по ветру, воодушевленно сказал нарком. – Всем поощрительные билеты на концерт хоровой интернациональной музыки! Молодцы гвардейцы! Сокрушим гидру мировых капиталистов.

– Ой, сокрушим! – хмурился Инно. Ему очень не хотелось тащиться в какой-нибудь Дворец Культуры слушать пение «Интернационала», «Марсельезы» и прочих революционных хитов в исполнении пузатых мужиков в буденновках. – А можно мне вместо этого именной револьвер?

– Ну что ты так переживаешь? – заблестел глазами, как кот на сметану, Каменев. – Хмуриться не надо, Лада (песня в исполнении Муллермана). Будут тебе наградные красные шаровары. А пистолет подарим на осеннем смотре строя и песни, посвященном третьей годовщине Великой Октябрьской Социалистической Революции. А как же твои бойцы к искусству без своего командира будут приобщаться?