Тот, кто умеет ждать - стр. 22

Альберт моргает, слегка встряхивает головой, отчего волосы падают ему на лоб. Он так и не сменил причёску – всё те же чуть длинноватые волосы и каре. Ему идёт. Он выглядит потрясающе, но я понимаю, что предвзята. Ланской мне, наверное, всегда будет казаться Господином Совершенство.

– А, это… Я многому научился, Лада. Я понял, что должен быть сильным, чтобы никто не мог об меня ноги вытирать или запугивать. Это не так сложно, оказывается, – быть если не сильнее, то изворотливее. В бою часто решает не сила, а ловкость, не кулак, а быстрые ноги.

– Вот, – показываю ему певца в телефоне. – Люся сказала, Ося чем-то на него похож. Больше я ничего не знаю. Фамилия какая-то непроизносимая. Но вряд ли это нам поможет.

– Поможет. Всё поможет, – подмигивает он мне и проводит костяшками пальцев по моему лицу. Я закрываю глаза на миг от этой простой ласки. – Мне нужно сделать пару звонков, а потом уехать ненадолго. Обещай, что не сбежишь и подождёшь. Я быстро.

Мне некуда бежать. И уж лучше я останусь там, где хотя бы чувствую почву под ногами, чем снова буду метаться по городу, что в какой-то миг стал не родным, а злым и равнодушным.

– Я не убегу, Аль. А ты пообещай, что будешь держать меня в курсе. Я имею право знать. Я за них… что угодно сделаю.

– Договорились, – легко целует он меня в щёку и уходит куда-то вглубь своей необъятной квартиры.

Я слышу его уверенный и чуть резкий голос. Вечно краснеющего мальчика, что с трудом подбирал слова от волнения, давно не существует. Но я всё равно его вспоминаю. Его невозможно забыть.

7. Глава 7

Семнадцать лет назад

– Я не всегда делаю то, что нравится.

Он смотрит на меня, закусив уголок губы до крови, наверное. В нём столько напряжения, что, кажется, прикоснись – и ударит током.

Берт будил странные, непонятные чувства. По идее, мне должна была бы ближе быть его сестра. А он… слишком маленький ещё.

Когда тебе пятнадцать, а мальчику тринадцать, это кажется пропастью. Но я так не думала. Он вызывал невольную симпатию – худющий, длинный, нежный, как цвет персика. Что-то такое светилось в его упрямых глазах, задевало, не оставляло равнодушным.

– Я тебе по большому секрету скажу, – решила я свести всё в шутку, – мы часто делаем то, что другим не нравится. Но это их проблемы. Ты ж не доллар, чтобы тебя любили?

– Я гораздо круче, – улыбнулся он мне в ответ так, что я «поплыла», – пойдём, я покажу, – схватил он меня за руку и поволок в дальний угол комнаты.

Оказывается, там ещё одна дверь притаилась. Берт толкнул её рукой и завёл внутрь ещё одной комнаты.

– Вот. Это моё пространство.

Он так и сказал. Но, может, так оно и было, потому что всё здесь принадлежало ему: стол, краски, мольберты, разбросанные наброски, книги. Странный диван с выпуклым «пузом» украшали вязанные салфетки. У меня даже глаза на лоб полезли: я давно не видела такой старины и какого-то нездешнего уюта.

– Здорово! – восхищённо выдохнула я и прошлась по студии на цыпочках. – Можно? – спросила, не решаясь посмотреть рисунки.

– Тебе можно, – ответил Берт, но тогда я внимания не обратила на его уверенный тон и маленькое примечание: «тебе».

Много позже я узнала, что сюда он не пускал никого, даже домработницу. Сам вытирал пыль и мыл полы.

У Берта были смелые рисунки, и уже тогда чувствовался талант. Он умел не просто схватывать и что-то схематично набрасывать. В его образах жила душа, дышало что-то настоящее, живое, отчего мурашки по телу бежали и волоски вставали дыбом.