Тот, кто меня любил - стр. 41
— Не лезь сюда, Альба.
«Я прошу, пусть всё останется так, как было,[1]
Раз ветра перемен никогда не дойдут до нас.
Разобрав первые слова, Альба вздрогнула, а потом застыла, вслушиваясь в каждое из них…
Может быть, настоящая сила не в жёсткой силе,
А в уверенном «завтра», в счастливом «уже сейчас»?
Вот он я - выбираю не совершать плохого,
Обнимать, целовать, смеяться, гулять, любить…»
Прочитав стихотворение, Ноа прервался на полуслове, застыл, пробежав глазами по строчкам. Альба заметила, как на острых скулах заиграли желваки и как дернулся его кадык. Она хотела позвать его, сказать что-то что прекратит все это.
Он поднял взгляд. Среди десятков глаз безошибочно нашел одни и захватил их в тягучий серый омут. В тот миг у Альбы перехватило дыхание. Вся ее злость, скрученная в водовороте эмоций, бурлила внутри, но отчего-то не могла выйти наружу. Она часто дышала, чувствуя, что воздуха все равно не хватало. Ее словно душили, зажав грудь в металлических тисках.
Воздух появился внезапно.
Ноа посмотрел на Патрика, вернул ему блокнот и быстрым шагом, не оборачиваясь, вышел из зала. И только тогда Альба поняла, что снова может дышать.
— Какого черта, здесь произошло? — застывшая в непонимании, она посмотрела на Кору и Купера.
— Все как всегда, Альба. Ноа развлекался, — Куп пожал плечами, словно ничего не произошло, поднял бутылку и выпил воды.
— Но почему никто не вмешался? Это ведь все ненормально! Он не имел никакого права так поступать.
— Зачем?
— Что прости? — Альба возмущенно обернулась к Купу.
— Зачем? Он плевать хотел на всех, понимаешь? Это его сущность. Он делает, что хочет, и поверь, его бы не остановили.
— Но можно было попытаться!
Купер вскинул взгляд.
— Ты ведь тоже сидела и просто наблюдала за его выступлением, Альба.
Она посмотрела на парня, перевела взгляд на молчаливую, покрывшуюся румянцем Кору, поднялась и сдернула со стула рюкзак.
— Поверь, я сильно сожалею об этом.
В столовой снова стало шумно.
Произошедшего несколько минут назад словно и не было вовсе. Студенты разговаривали, обедали, смеялись и изредка бросали короткие взгляды на потухшего, словно свечка, Патрика.
— Привет, — Альба присела на стул и несмело улыбнулась.
— Привет. Не волнуйся, я выжил после того, как по мне проехался бульдозер по имени Ноа Стивенс, — он грустно усмехнулся и покрутил в руках блокнот. — Зачем он так? — поднял голову и посмотрел на Альбу.
— Этого я не знаю. Единственное, в чем я уверена точно — твои стихи прекрасны, Патрик.
— Ну да… Я слышал смешки. В пронзительной тишине разобрать их было довольно просто.
— Они смеялись из-за глупого и детского поступка Ноа, поверь мне.
Патрик поджал губы и внимательно посмотрел на Альбу.
— Ты здесь не так давно… Не хочу тебя расстраивать, но тебе пора уже привыкнуть, что в нашем мире есть Ноа Стивенс. Есть и все! Со своими законами, привычками, необъяснимыми, временами жестокими, как сейчас поступками. И от этого не убежать, понимаешь? И бороться не стоит. Ты все равно проиграешь.
Патрик поднялся, дернул молнию на сумке и взял лежащий на столе блокнот.
— Могу я прочитать твое стихотворение еще раз? Мне действительно очень понравилось.
Парень кивнул.
— Да. Глупо теперь скрывать.
Он раскрыл блокнот, пролистал несколько страниц и, отыскав нужную, протянул его Альбе. Стихотворение на самом деле было прекрасным, чутким и проникновенным.