Тот Дом - стр. 8
Ей ни разу так и не удалось дойти до виноградника, и у рачительной хозяйки сердце кровью обливалось, глядя из окна на гниющий урожай! Да что виноград! Даже на апельсиновом дереве, прямо у крыльца, стоило Гесе протянуть руку к оранжевому плоду, как чуть не схватилась за тёмно-бронзовую длиннющую гадину, сидящую на ветке.
Назревал вопрос: все змеи семи холмов Константинополя обитают в её саду, или только часть? И что с этим, скажите на милость, делать? Змеи – не мыши. Их так просто не вытравишь. Хотя и те, замолчав ненадолго, снова активизировались.
Всё это казалось мелочами по сравнению с главной задачей: восстановить дом.
Сегодня вместе со сливками и газетой Али принёс почту.
Сунув подмышку бумаги, уже одетая с иголочки, Геся вошла в кухню, привычно отметив, что кресло-качалка стоит на своём месте, и, как всегда покачивается, стоит только ей шагнуть за порог. Уж непонятно, как мостили этот пол, если от такого незначительного колебания, как открытие двери, кресло уже не было покойно.
Геся цокнула, набирая в чайник воду – ещё один бич её будней здесь: ужасная рассеянность. Стоит только потянуться за чем-то, как вещь оказывается совсем в другом месте. А Геся в этот момент готова держать пари: она вчера оставляла чайник на плите, отчего же он преспокойно стоит на массивной деревянной столешнице?
Отложив почту на разделочный стол, Геся достала расписанную дивными птицами фарфоровую тарелку, стала разрезать грушу на мелкие кусочки. Три письма. Отец, мать и Дмитрий. И если первые два не вызывают особых чувств, то вот третье… вскрывать его решительно не хотелось.
Она отправила в рот первый сладкий кусочек, неспешно заварила чай, заправила сливками кашу. Письмо от бывшего мужа не предвещает ничего хорошего. Как, собственно, и он сам. Вопрос на засыпку: чего ждать от человека, который за все годы брака так и не проявил ни одного путного качества? Кроме фамилии, разумеется.
Геся сервировала себе завтрак на серебряный поднос и отправилась в кабинет. В прошлой жизни она бы такого себе не позволила, но эту, новую страницу, ей хочется писать совсем по-другому. Никаких чопорных завтраков в столовых, утро – только её время. Долой московский снобизм! Возможно даже, когда она доберётся с уборкой до кухни, то станет оставаться там.
Она открыла окно в кабинете, сгоняя двух оголтело орущих чаек:
– Прочь лоботряски! Лучше бы змей ловили, а не подачки выпрашивали!
Села за стол, привычно потянувшись рукой за салфеткой – та обнаружилась на другом конце стола. Просто проклятие какое-то!
Письмо от матери. За многим прочим, красной нитью протянуто наставление: немедленно! Прямо сейчас нанять камеристку, или хотя бы горничную! Недостойно молодой разведённой женщине, не достигшей и тридцати лет, жить одной, как какой-то девке! Такой удар по репутации не только Геси, но и её матери – знаменитой русской балерины!
Чья знаменитость, правда, только в её собственном воображении, но чего уж.
Геся подсластила и письмо, и крепкий густой чай долькой груши.
Собственная репутация, но, что важнее, честь, заботит Гесю не меньше, чем маменьку. Но здесь без вариантов: единственный человек, которого Геся могла терпеть рядом с собой, – её старая кормилица. Секрет их взаимоотношений заключался в безграничной нянечкиной любви и понимании, когда нужно замолчать, чтобы не расстраивать золотое дитятко.