Топот шахматных лошадок - стр. 5
Хулиганисто брызгая на тротуары, проехала поливальная машина. Редкие прохожие несердито заругались ей вслед, а Белка замахнулась сумкой, тоже несердито.
Она перешла Каменный мост. Иртушка празднично поблескивала и пахла сегодня не отходами фабрики «Полимер», а мокрой травой. За мостом, на улице Рылеева, надо было решать: идти налево, к Институтской, или направо, к Музейному? Прежде, чем решить, Белка глянула прямо. Просто так, по привычке. Улица Рылеева пересекала Первомайскую и заканчивалась через квартал – упиралась в длинное двухэтажное здание старинного вида с похожими на бойницы окнами. Здание было пыльно-желтого цвета. Разделяя это строение пополам, подымалась над ним широкая граненая башня с зубцами. Тоже пыльно-желтая. В детсадовские времена Белка думала, что это старинная сказочная крепость. Потом ей объяснили, что башня – бывшая надвратная церковь монастыря, у которой в советские времена снесли купол. Белка считала, что в таком виде башня смотрится даже лучше – похоже на рыцарский замок (хотя сносить купола, конечно, свинство).
Впрочем, сейчас Белка ни о чем таком не размышляла, глянула машинально, зная, что увидит давно знакомую перспективу. И увидела. И… Вернее, не «и», а «но». В перспективе Белкин глаз ухватил непривычную деталь. Зеленые полукруглые ворота, наглухо запертые во все времена, оказались на сей раз открыты. Одна створка была отодвинута напрочь, во второй оказалась распахнута калитка.
Никогда в жизни Белка не видела, что там, внутри, за башней. Ясно, что ничего особенного, но все-таки… То, что не видел никогда, обязательно притягивает любопытного человека. Белка не считала себя очень любопытной, но и равнодушной не была. А сегодня – тем более. Она ведь помнила, как рано утром ощутила упругое «дзын-нь» пространства. Значит, вполне могло случиться что-то.
Белка перебежала Первомайскую, прошагала мимо вековых тополей у Сельхозтехникума (тоже старинного, с колоннами и каменными масками над окнами), обогнула три скульптуры в длиннополых гранитных шинелях (памятник декабристам), миновала кафе-стекляшку «Ливерпуль» и оказалась в десяти шагах от ворот.
Из ворот вышли две тетушки с кошелками. По виду – явно не военные медики, а домохозяйки, спешащие домой с Грушевского рынка. Потом выскочил пацаненок дошкольного размера, проволок мимо Белки на веревке сооружение из пивных банок и пластмассовых колес (оно погромыхивало). За ним вышла ветхая старушка в зимней шали и с клюкой, похожей на посох пилигрима.
Белка шагнула навстречу.
– Бабушка, разве проход здесь сейчас открыт?
– Что, милая? А, проход… – Старушка лучилась добротой. – Да он, моя хорошая, тут еще с осени открыт. Как госпиталя уехали, все и ходют. И на рынок теперь, и ко внукам мне стало рукой подать. А то ведь раньше-то бредешь, спотыкаешься, особенно после дожжика…
Белка терпеливо дослушала, чтобы ненужным раздражением не спугнуть придвинувшееся что-то. Сказала спасибо и прошла под нависшими сводами, от которых сильно пахло застарелой каменной сыростью. И сразу опять стало сухо, солнечно, тепло.
И странно…
Хотя, в чем странность, Белка сперва не поняла.
Лежала перед ней не то улица, не то площадь. Широкая здесь, в начале, и сходящаяся клином в дальнем конце. Там, вдали, стояла башня, но не такая, как над воротами, а тонкая, кирпичная, со стрельчатыми арками и редкими окнами. Скорее всего, водонапорная, хотя было в ней что-то от средневековья. Да и от всего, что вокруг, веяло стариной. Справа плотно друг к другу выстроились каменные и деревянные дома в один-два этажа – с балконами, крылечками, решетками. Пестрели вывески и витринные навесы магазинчиков, мастерских, парикмахерских. Было похоже на декорацию к пьесе про уютный городок прошлых веков. "И когда, и откуда все это здесь появилась?" – подумала Белка. Но мельком. Потому что взгляд сам собой переехал влево. А там… там было не так. Вдоль всей площади высились массивные кирпичные здания.