Тополята - стр. 8
– Нет, я не про то, что в каждом, а именно про вас, – въедливо уточнил Гарик. Кое-кто захихикал. Но Анна Евсеевна отозвалась невозмутимо:
– И я играла. А что такого? Я была не хуже мальчишек. Бывало даже, что дралась. С соседом Борькой Сазоновым…
– А драться нельзя! – обрадованно завопил стриженный и конопатый Лех Семейкин по прозвищу Запал.
– Конечно нельзя. Но я поняла это позже и сразу исправилась. А тогда мне было всего десять лет…
– А мне тоже десять! А вы вчера хотели написать в дневник!..
– Но я же не написала… Поэтому сиди тихо… А однажды мы с этим Борькой и еще с тремя мальчишками отправились в плавание на плоту. Плот был с мачтой и парусом из мешков. Борька сперва не хотел брать меня, потому что плохая примета – «женщина на корабле», – и мы опять подр… поспорили. Тогда он взял. Только велел надеть резиновый надувной круг. Тут я не возражала, подчинилась морской дисциплине… И мы поплыли с ветерком вдоль берегов…
– И были приключения? – спросил Гарик Сорокин.
– Были. Но уже дома. Потому что соседи сообщили нашим родителям о плавании… Все равно никто из нас не жалел об этом путешествии, оно получилось восхитительным… И вообще это было замечательное время. До сих пор помню наши старые кварталы. И жалею, что их снесли. Пусть меня критикует начальство, но я всем говорю, что нынешняя новостройка на берегу – будто кость в горле у города. Особенно торчащий выше всех дом. Небоскреб-инородец…
Теньке сперва послышалось: «Небоскреб и народец»… В самом деле! Там живет его, Тенькин, Народец!
Потом он, конечно, понял, о чем сказала Анна Евсеевна. Однако то, что услышалось вначале, понравилось больше и запомнилось крепко.
Конечно, выросший над берегом Зуб – не подарок для города, зато маленькому Народцу в нем удобно, просторно и хватает места для приключений. Совесть у Теньки была спокойна. До той поры, пока Виталя не сказал про возможность обрушения. Но… скоро Тенька прогнал из души опасение. В конце концов, если эти тик… тек… тонические плиты миллионы лет лежали спокойно, с какой стати они начнут двигаться именно сейчас?..
Надо было вернуть велосипед Шурику. Тенька подкатил к дому, задрал голову к балкону второго этажа:
– Шу-урик!
Тот выглянул, кивнул:
– Сейчас…
Вдвоем они повели «Кузнечика» к «стойлу», то есть к сараям, где у здешних жильцов хранилось всякое имущество. Шурик запер «коняшку», вернулся и вдруг сказал:
– Хочешь, пойдем к нам?
– Зачем? – Раньше Шурик Черепанов никогда не звал его к себе.
– Ну… так. Мама пирожки с капустой жарит…
– Не-е… Я не хочу.
То есть пирожки – это очень даже неплохо, но…
– Как я в таком наряде… Мама скажет: «Оборванец явился…» – Тенька пошевелил плечами с ветхими лямками комбинезона.
– Подумаешь! Не видала тебя мама, что ли?
Но одно дело, когда мама Шурика видела Теньку на дворе, среди потрепанной ребячьей компании, а другое – у себя дома, рядом с аккуратным, чистеньким сыном. Шурик-то был в летнем адидасовском костюмчике с лампасами и белыми трилистниками на синей блестящей ткани. В общем, такой, каким и полагается быть сыну институтского работника, который называется «доцент».
– Не, Шурик, я правда не хочу… – Тенька вдруг почувствовал, что устал. Присел в одуванчики, прислонился затылком к поленнице (тут всюду были сложены дрова, потому что в некоторых домах сохранились печки).