Тополята - стр. 21
Стасик Важейко – худой и лохматый – встал. Он слегка заикался и тем не менее любил выступать.
– Вчера б-была п-передача. Про большую с-семью. У них пятерых ребятишек забрали в детдом. Но не потому, что их били, а потому, что нечем было платить за квартиру…
– Важейко, сядь! – велела завуч Яна Константиновна.
– П-почему «сядь»? Я не все сказал… Старшие мальчик и д-девочка через три дня сбежали из детдома и рассказали, что мальчика воспитательница излупила веником в туалете, а д-девочку… б-большие мальчишки затащили под одеяло и…
– Важейко, сядь!
– Яна Константиновна, вы ограничиваете право школьника на свободу высказываний, – невинным голосом заметила Зинаида Ивановна. Ей полагалось бы бояться завуча, но она не боялась, потому что все равно собралась увольняться.
Маргарита Геннадьевна покивала, чуть не уронив очки:
– Бывают ошибочные передачи. Телевидение – источник ложных слухов. Детям вообще не следует смотреть его.
– А как же права? – спросил Витя Лампионов.
– Вот о правах мы и говорим. О том, что никто не может обижать детей, заставлять жить в бедности, принуждать к работе, подымать на них руку… Чтобы бороться с этим, создаются во всем мире специальные суды, которые подчиняются только Организации Объединенных Наций. Больше никому – ни президентам, ни регентам, ни правительствам. И называются они «Ювенальная юстиция». «Ювенальная» – значит «детская», а «юстиция» – это «судопроизводство». Суды на защите нового поколения. Именно они стоят на страже прав детей…
– А если дети не хотят? – осторожно спросила Танюшка Юкова и быстро глянула на Теньку. Она, видимо, кое-что слышала про его семейные дела.
– Судьи лучше знают, что нужно детям, – разъяснила Маргарита и вдруг улыбнулась. Словно в древесном стволе появилась поперечная щель. – Ювенальная юстиция помогла уже тысячам и тысячам ребят и родителей во всем мире. Эти люди благодарны ей и называют ее по-родственному – «Ювеналка». Или сокращенно – ЮЮ…
Теньке помолчать бы, съежиться посильнее и не обращать на себя внимания. Мало ли что… Но он не имел права предать кошку, которая, может быть, бродит где-то и ждет встречи с ним, с Тенькой… Он звонко сказал, не вставая:
– Ю-ю – это кошка.
– Что? – Маргарита наконец уронила очки. И подхватила их на лету.
– Это кошка, – отчетливо повторил Тенька и встал. И засвистело в ушах, как тогда, на перилах балкона. И опять отлетела боязнь. Потому что, если появляется перед тобой такое вот гадство, нету сил молчать. – Это кошка из рассказа писателя Куприна. По имени Ю-ю. Такое хорошее имя… А ваша Ювеналка – она наоборот. Она… фашистская. Потому что отбирает ребят у матерей…
Завуч Яна Константиновна возмущенно втянула в себя воздух:
– О-а-ахх… Ресницын!
– Ничего, ничего, – спокойно отозвалась Елена с косыночкой на деревянной шее. – Я помню этого Ресницына, он проходил через нас… Гипертрофированная привязанность к ущербной матери. – И повернулась к Маргарите: – Вы ведь помните ту особу с деформированным фейсом?
Маргарита часто закивала…
Тенька понял не все. Но слова «деформированный» и «фейс» были знакомы. Упругая сила вытолкнула Теньку из-за стола. Как тогда, с перил на доску. Он дернул с крючка рюкзак. И пошел сквозь тишину к двери. На пороге рванулась обида. За маму, за пушистую Ю-ю, за себя… Не целясь, он запустил рюкзаком в ту сторону, где на фоне окна темнели «деревянные» тетки. И побежал по коридору.