Тонкая серебристая нить - стр. 21
Молоденькую девушку ранило в живот, и она, побелев, упала на ступеньки.
Ее брату оторвало голову. По частям человеческих тел в подъезде можно было изучать анатомию.
Сосед Адам с оторванной ногой катался около нашей входной двери и кричал:
– Дайте мне умереть! Я не хочу быть калекой!
А моя мама накладывала ему жгут и приговаривала:
– Жить надо! У тебя трое детей маленьких и жена беременная. Придется жить! Потерпи…
Но, несмотря на все события, дедушку Идриса я не упускала из вида. Он, правда, совсем постарел и уже не обещал, что война скоро закончится. Иногда он сидел на скамеечке и глядел в небо на тяжело гудящие самолеты.
«Наверное, он хочет понять, – думала я, – почему светит солнце, бегают кошки друг за другом, а нас убивают, но Бог ничего не делает…»
– Заходи домой, Идрис! – кричала его старушка. – Вдруг сейчас начнется пальба… Тебя убьют! Убьют!!!
Но дедушка Идрис не обращал внимания и даже не пригибался, если начиналась перестрелка. Так и сидел под деревом, чуть раскачиваясь в такт изуродованным осколками веткам над ним.
Русских жителей после первой войны было мало: кого убили, кто-то сам убежал в Россию скитаться и нищенствовать.
Но в нашей четырехэтажке по-прежнему ютилось несколько семей.
Напротив квартиры Идриса жила тетя Валя с Аленкой.
Аленка была младше меня, и мы часто играли, а тетя Валя общалась с моей матерью.
Несчастья так и сыпались на эту семью. Сначала у Аленки сгорел отец. Он кинулся на пожар – тушить – и задохнулся в дыму. Потом, в зиму 95-го, от голода и холода умерла ее бабушка Римма…
Соседи-чеченцы засматривались на их хорошо обставленную трехкомнатную квартиру, но не трогали. Предлагали даже продать по дешевке, но тетя Валя не захотела:
– Здесь могилы родные. Куда я поеду?
В конце августа, когда залпы орудий уже стихали вдали и мы стали робко надеяться на некое подобие мира, случилось непредвиденное.
Люди с оружием в руках пришли убивать тетю Валю.
Это были чеченцы-боевики. Четверо.
Как потом рассказывали соседи, в руках у них был приказ, подписанный Басаевым, с красивой печатью волка.
«…Признать Валентину врагом чеченского народа за предательство и помощь федеральным войскам…» – прочитала соседка Роза, вышедшая на шум ломаемой двери.
– Семья приговаривается к полному уничтожению! – объявил собравшимся соседям главный бандит. – А пострадавшему нашему брату Адаму переходит ее жилье и все вещи в качестве компенсации…
– Адаму? – спросил кто-то. – Из соседнего подъезда?
– Да, он потерял ногу в фильтрационном лагере русских убийц! При жесточайших пытках! Его «сдала» Валентина. Он правду рассказал!
– Так его же у подъезда ранило, после того как он выпил водки и на гармошке играл… – удивилась Роза. – И не боевик он вовсе, а пьяница сраный… Лена с первого подъезда жгут ему наложила, иначе бы сдох как собака. Какой фильтрационный лагерь?!
– Молчать и не мешать исполнению! У нас жалоба есть и приказ!
Дверь стала поддаваться под ударами тяжелых ботинок, а соседи бросились врассыпную.
Тетя Валя с Аленкой метались по своей квартире, понимая, что жить им осталось считаные минуты.
И тут вышел дедушка Идрис.
Загородив собой дверь в квартиру Валентины, он спросил пришедших с автоматами:
– Как можно уничтожить семью, где только несчастная вдова и ребенок?
– Расстреляем! – кричали разгоряченные парни. – Всех русских долой из Чечни!