Тонкая работа - стр. 50

Дверь в свою комнату я оставила приоткрытой, и она подняла голову.

– Чуть пошире, – тихо попросила она, и я еще чуть-чуть приоткрыла дверь.

Потом провела ладонями по лицу. Итак, я в «Терновнике» всего лишь день, но каким же он оказался долгим! Руки мои ныли от тугих шнурков. Даже закрыв глаза, я видела крючки и петли. И сама разделась почти машинально – так намаялась с ее одежками.

В конце концов я села и задула свечу – и тут же услышала, как она шевельнулась. В доме стояла мертвая тишина: слышно было, как она приподнимает голову над подушкой, как ворочается в постели. Потом достает ключ, вставляет его в маленькую деревянную шкатулку. Когда щелкнул замочек, я встала. Я подумала: «Ну ладно, ты не умеешь вести себя тихо, но я-то умею. Я могу быть невидимкой, хотя ни ты, ни твой дядя об этом не подозревают». И, подкравшись к двери, заглянула в соседнюю комнату. Она сидела на кровати, держа на ладони портрет прекрасной дамы – своей матери. Мне было видно, как она подносит портрет к губам, целует и что-то тихо и печально бормочет, обращаясь к умершей. Потом со вздохом кладет медальон на место. Ключ от шкатулки она хранила в книге, что лежала на столике рядом с кроватью. Там-то я как раз и не догадалась поискать. Она закрыла шкатулку и бережно поставила ее на стол, провела по ней рукой, потом еще раз – потом юркнула за занавеси и затихла.

Я слишком умаялась за день, чтобы и дальше следить за ней. И пошла спать. В комнате моей темно – хоть глаз выколи. Я нашарила одеяло и простыню, кое-как натянула их на себя. И свернулась калачиком, холодная как лягушка, на узком ложе, на каком и положено спать всякой горничной.

…Не знаю, долго ли я спала. Не знаю, что за звук разбудил меня, только был он ужасен. Минуты две я сидела, тараща глаза, и все не могла понять, проснулась я или нет, до того было темно, и, только посмотрев на дверь в спальню Мод, я заметила там слабый свет, из чего заключила, что это не сон и что все это наяву. Мне казалось, что разбудил меня грохот или глухой стук, а потом крик. Но сейчас было тихо. Я вытянула шею, прислушалась – сердце у меня тревожно забилось, – и вдруг крик повторился. Это кричала Мод – тонким, испуганным голосом. Звала свою прежнюю горничную:

– Агнес! О Агнес!

Что я ожидала увидеть, когда вошла к ней, не знаю, – может, разбитое окно и грабителя, который схватил ее и норовит отрезать ей волосы. Но окно, хоть и дребезжало по-прежнему, было целехонько, и рядом с ней никого не было, а она, натянув на себя все покрывала, просунулась меж занавесками кровати, спутанные волосы упали на лицо. Какое бледное и страшное стало у нее лицо! Округлившиеся глаза казались черными, как косточки у груши.

Она снова крикнула:

– Агнес!

– Это Сью, мисс, – ответила я.

Она сказала:

– Агнес, вы слышали, там что-то грохнуло? Дверь заперта?

– Дверь? – Я посмотрела: дверь была заперта. – Здесь кто-то есть?

– Мужчина? – сказала она.

– Мужчина? Грабитель?

– У двери? Не ходите туда, Агнес! Я боюсь, он вас схватит!

Она боится. Похоже, страх ее передался и мне.

– По-моему, никакого мужчины здесь нет, мисс, – сказала я бодрым голосом. – Дайте-ка я свечку зажгу.

Вам приходилось когда-нибудь зажигать свечу от ночника под жестяным абажуром? У меня никак не получалось уловить фитилек, а она все звала и звала свою Агнес. У меня так дрожали руки, что даже свечку ровно держать не могла.