Томек в стране фараонов - стр. 22
– Господи! – вырвалось у Вильмовского.
Парнишка прижался к колонне и на мгновение замер.
– Дядя, не бойся! Я уже схожу.
И беспечно соскользнул на землю.
Смуга вытер пот со лба, лицо его было суровым.
Они тут же вернулись домой, где и провели с мальчишкой мужской разговор. Разумеется, он обещал исправиться… и уже на следующий день носился по убогим, узким, грязным улочкам неподалеку от ведущих свое происхождение с римских времен выдолбленных в скале подземных многоэтажных катакомб Ком эс-Шукефа. Не стоит и говорить, что время от времени его приходилось искать.
Наконец, как-то днем Смуга объявил, что его друг возвращается, и они могут его навестить. По его словам, в 1891 году группа влюбленных в свой город и его прошлое жителей Александрии при помощи итальянских архитекторов основала греческо-римский музей, в котором были собраны экспонаты далекого прошлого: статуи, разные фигурки, портреты, надгробия, саркофаги, надписи, а особенно монеты. Это были в основном молодые люди, которые после обстрела города в 1822 году и перехода власти в Египте к англичанам искали способ выразить свои патриотические чувства. Эта же группа несколько месяцев назад основала Александрийское археологическое общество[45]. Смугу об этом известило письмо, полученное им в Лондоне.
Общество размещалось в здании, расположенном позади музея. Поляки вошли, и Смуга спросил:
– Господин Абер Шекейль на месте?
– Мудир[46] в кофейне, – ответил курьер, – сейчас я за ним схожу.
– Ну, ты видишь, – вздохнул Смуга, – вот как это делается в этой стране. Служащий приходит, вешает на вешалку верхнюю одежду и направляется в кофейню, где и ждет посетителей.
Они оказались в большом зале с красивыми ставнями на окнах. Вокруг стояли витрины со старыми скульптурами, монетами, папирусами. На стенах висели портреты исследователей античности. Смуга с Вильмовским с интересом склонились над одной из витрин. Внезапно они услышали гортанный голос:
– В чем дело?
Обернувшись, они увидели старого седоватого, одетого в европейское платье, египтянина. Тот, увидев Смугу, сперва несколько опешил, потом воскликнул:
– Аллах керим! Господь мудр! Салам! Приветствую.
Оба они со Смугой отвели в сторону правые руки, сильно ударили ладонью о ладонь и обнялись, забрасывая друг друга потоками приветственных слов:
– Клянусь бородой пророка! Это на самом деле ты!
– Я, Абер, я…
– Пусть Аллах умножит твое здоровье!
– И к тебе пусть он будет милостив! Я получил твое письмо и приехал.
– Это сам пророк тебя привел, троекратный тебе поклон!
– Здравствуй и ты, салам!
После таких радостных приветствий, изумивших молчаливого Вильмовского, последовала церемония взаимных представлений, после чего все трое направились в ближайшую кофейню. Хотя она и находилась в европейской части города, а, может, именно поэтому, кофейня была чисто арабской. Разумеется, за столиками сидели одни мужчины, в основном европейцы, но были и местные жители, в белых галабиях и в тюрбанах. Самый экзотичный вид имели те из них, которые европейскую одежду сочетали с красными фесками. Большинство курили наргиле[47]. Абер достал одну из стоящих в ряду длинных трубок, жестом предложил гостям последовать его примеру. Смуга отказался и вынул свою трубку, однако Вильмовский поддался искушению. В огонек, тлеющий в чашечке трубки, насыпали пахучего порошка. Благовонный дым, проходя через гибкий, почти метровой длины чубук и сосуд с водой, достигал мундштука, а потом проникал в рот и легкие. При затяжке в трубке забавно булькало.