Томас С. Элиот. Поэт Чистилища - стр. 11
Поскольку центр круга скрыт от внешнего мира, сведения о детстве Т. С. Элиота кажутся достаточно разрозненными. Они рассеяны по радио- и телевизионным передачам разных лет, по опубликованным и неопубликованным мемуарам и письмам. В выступлении по Би-Би-Си (1951) Элиот назвал себя в детстве «маленьким педантом и зазнайкой». В телепередаче «Этот таинственный мистер Элиот» (BBC, 1971) его кузина Эбигейл Элиот (1892–1992) рассказывала о нем как о «задумчивом, ярком, замкнутом, склонном к проказам ребенке». Друг детства, банкир Томас Мак-Киттрик, вспоминал, что Том любил играть один. У него бывали карманные деньги, которыми он ни за что не хотел делиться с приятелями старшего брата.
На своем выступлении по случаю столетнего юбилея Mary Institute сам Элиот рассказал целую историю: «Через стену, которая отделяла наш сад от школьного двора, я мог слышать голоса девочек, но их не было видно. Но в стене была дверь, и от нее был ключ. Когда во второй половине дня девочки уходили, или в конце недели, я мог заходить туда, и двор был весь мой, чтобы играть, сначала под присмотром няни, а позже чтобы практиковаться с детской клюшкой для гольфа… В любом случае, мне запомнилась в школьном дворе горка, на которой рос огромный айлант…»[22]
Иногда Том бродил по коридорам опустевшей школы. Но однажды он пришел слишком рано, увидел, что девочки смотрят в окно – и убежал.
Был ли «душный запах айланта» из его позднего стихотворения каким-то намеком на его отношение к женщинам?[23]
Впрочем, иногда именно Мак-Киттрик, ребенок из такой же благополучной семьи (у Элиотов его прозвали «Том Кик»), составлял компанию Тому Элиоту в его вылазках в Mary Institute. Они забавлялись с детскими клюшками для гольфа, рискуя разбить стекла, а иногда добирались и до пустого гимнастического зала[24].
Дома допускались добропорядочные интеллектуальные развлечения. Отец был шахматистом, сестры играли с Томом в шарады. Том соображал быстро, но, если слишком увлекался, мог надоесть всем.
Многое в этих воспоминаниях разрушает стереотипные представления об Америке тех лет. Например, семью Элиотов можно назвать «негрофильской» – это отношение, очевидно, шло от деда. Старого негра-сторожа Mary Institute называли «дядя Генри». Т. С. Элиот вспоминал о нем с неподдельной теплотой. Дядя Генри «жил в чем-то вроде дворницкой под входом со стороны Бомон-стрит. Для меня, как ребенка, он был романтической личностью, не только из-за того, что у него был попугай, который мог немного разговаривать, но еще и потому, что у него была репутация беглого раба и бросалось в глаза изуродованное ухо. Говорили, что его преследовали с гончими. Но дядя Генри Джонс был большим другом нашей семьи. На самом деле вся его семья дружила с нашей семьей…»[25]
Тут допускалась даже некоторая снисходительность в отношении морали. Когда оказалось, что у дяди Генри две жены, это не привело ни к каким драматическим последствиям.
«Энни Данн… – вспоминал Т. С. Элиот свою няню, – водила меня в мою первую школу, школу миссис Локвуд…»[26] До школы было около двух миль. По окончании начальной школы он перешел (осенью 1898 года) в Smith Academy, среднюю школу, основанную его дедом. Она находилась ближе к Миссисипи, недалеко от знаменитого моста Идса, с которого интересно было наблюдать за рекой во время паводка. Память о великой реке осталась с ним на всю жизнь как источник не только образов, но и размышлений о судьбе. Возможно, и своей собственной.