Толкование сновидений. Полное издание - стр. 17
Подобные примеры доказывают, что объективные стимулы, воздействующие на человека во сне, являются самыми явными источниками сновидений и только о них обыватель имеет сколько-нибудь определенное представление. Если мы спросим у образованного человека, который ничего не читал о сновидениях, что их порождает, то он, безусловно, вспомнив про какой-то конкретный сон, скажет, что такой сон возник в силу какого-то внешнего стимула. Но для научного исследования такого объяснения недостаточно, необходимо проводить дальнейшие исследования, и мы убедимся, что стимул, который воздействует на чувства спящего человека, проявляется совершенно в иной форме и его заменяет другой образ, каким-то образом связанный с исходным стимулом. Но взаимосвязь между этим стимулом и тем сном, который он создал, как указывает Мори, «это некая связь, которая не является ни единственной, ни исключительной» (1854). Если мы изучим, например, описания трех сновидений Гильдебрандта (1875), связанных с сигналом будильника, то зададимся вопросом, отчего один и тот же стимул вызывает такие различные сновидения и почему они выглядят именно так, а не иначе.
«Ранним весенним утром я бреду по зеленому лугу в соседнюю деревню; ее жители нарядились для праздника и с молитвенниками в руках направляются в церковь. Я вспоминаю, что сегодня воскресенье и скоро начнется церковная служба. Я решаю принять в ей участие, но мне очень жарко, и я решаю побыть немного снаружи, на церковном погосте. Я читаю эпитафии на могилах и слышу, как звонарь поднимается на колокольню, вижу там небольшой колокол, который возвестит о начале богослужения. Сначала он неподвижен, потом вдруг слышится звон, такой громкий, что я просыпаюсь. Оказывается, это не колокольный звон, это сигнал моего будильника».
«Второй сюжет сновидения. Солнечный зимний день; улицы утопают в снегу. Я обещал покататься на санях, но мне нужно подождать немного, и вот говорят, что сани поданы. Я готовлюсь сесть в сани, надеваю шубу, обуваюсь потеплее, и вот я уже сижу там. Но нужно подождать еще немного. Наконец вожжи натянуты, и бубенчики звенят так громко, что их знакомая мелодия мгновенно разрывает паутину сна. Снова оказывается, что это звенит мой будильник».
«Вот мой третий сон. Я вижу, как кухарка по коридору направляется в столовую со стопкой тарелок. Мне страшно смотреть на эту фарфоровую колонну в ее руках, мне кажется, что она вот-вот рухнет. "Осторожно! – вскрикиваю я. – Ты же сейчас все это уронишь"». Она, как обычно, успокаивает меня: дело привычное, ничего страшного. Я с беспокойством смотрю ей вслед. И конечно, на пороге она спотыкается, и все тарелки со звоном и грохотом падают и вдребезги разбиваются. Они все грохочут и отчего-то превращаются в продолжительный звон; я просыпаюсь и понимаю, что это зазвонил мой будильник».
На вопрос о том, отчего в спящем сознании искажаются объективные чувственные стимулы, ответил Штрюмпель (Strümpell, 1877), а Вундт (Wundt, 1874) практически слово в слово повторил его объяснения. Два этих исследователя полагают, что такое искажение происходит потому, что, когда сложные стимулы грубо вторгаются в сознание спящего, оно не в состоянии переработать их должным образом и потому, в смятении, порождает иллюзии.