Только хорошие умирают молодыми. Фантастический роман - стр. 5
Музыкант на крыльце перекинулся парой слов с часовым, показал на всякий случай пропуск и вошел в прокуренное помещение Штаба.
– Я знаю, куда пропадают люди.
Сразу несколько голов повернулись к нему. Он был знаком со всеми, кто сидел вокруг старого стола, густо заваленного картами и папками с бумагами, – Доцентом, Вась-Палычем, Бой-бабой и другими членами Штаба. Со всеми, кроме одного – молодого белобрысого парнишки в великоватом ему черном пальто. Именно этот, незнакомый, повернулся первым, с неприкрытым, жадным интересом на лице. Большинство глядело на Олега, как будто заранее знало: ну, сейчас ляпнет что-нибудь эдакое, такое сморозит, что хоть стой, хоть падай, хоть за животики держись.
Он даже расслышал, как Вась-Палыч, краснолицый, с пшеничными густыми усами, пихнув незнакомого парнишку локтем в бок, шепчет:
– Это вот и есть Музыкант. Вечно у него всякие… идеи завиральные. Но стрелок – дай бог каждому.
Музыкант устало вздохнул и швырнул поперек карты подземных коммуникаций Октябрьского района два голых крысиных хвоста (не удержался от соблазна прихватить трофей – вернулся все-таки на обратном пути к лодке, покачивавшейся на мелкой прибрежной волне у мостовой опоры).
– Людей уводит крыса, играющая на флейте. Только что я спас троих.
Все разочарованно переглянулись. Музыкант вновь расслышал шепот:
– Кажется, у него крыша свихнулась окончательно. Все, ребята, трындец.
– Ага, – так же, шепотом, отозвался Доцент, поправляя интеллигентские очочки с золоченой оправой, благодаря которым он и заработал свое прозвище, – может, ему и винтовку больше не давать? Совсем сбрендит – начнет еще по своим палить.
Как хорошо, подумал Музыкант, что я приучил их к своей глухоте. Они знают, что слышу я плохо. Да что там плохо, паршиво я слышу – так, с пятого на десятое, даже со слуховым аппаратом. Но можно же еще по губам… И вообще порой мне кажется, что я уже и мысли читать навострился. Он представил, как сейчас смотрится со стороны – он, ворвавшийся без разрешения в комнату, где собрались те, благодаря которым Город, вернее, та часть, которая принадлежала людям, все еще функционирует: заляпанные рыжей осенней грязью ботинки, выцветшие и обтрепавшиеся понизу до индейской бахромы джинсы, пухлая куртка, отороченная мехом, длинные светлые волосы, как попало схваченные в неаккуратный хвост, больше похожий на помело, – лишь бы в глаза не вовремя не полезли. На правом ухе белая дужка слухового аппарата, за плечом – винтовка: без этих двух вещей он давно уже себя не мыслил. Наверное, выгляжу недостаточно респектабельно, подумал снайпер.
– А ее хвост ты принес? – спросил Вась-Палыч. – Вместе с флейтой?
Кто-то тихо засмеялся. Доцент задумчиво снял очки и почесал переносицу.
– Ну как хотите, – развел руками Олег, проигнорировав вопрос. – Хотите – верьте, хотите – нет. Но только это крыса, она играет на флейте и ведет за собой всех, кто слышит ее музыку. А я, как вы знаете, глухой. Спросите у Козычева, как все случилось. Да, кстати: попросите уборщицу хвосты прибрать.
С этими словами он развернулся и вышел из тесного, жаркого Штаба в честную прохладу сентябрьского вечера.
Незнакомый парень в черном пальто догнал Олега, когда тот отошел от Штаба на пару кварталов. Сначала Музыкант услышал торопливые шаги, а затем его окликнули: