Только будь со мной! - стр. 3

– Может быть.

Мама подобрала с пола мои спортивные штаны и повесила их на спинку стула.

– Или… давай прогуляемся? Сходим в кино?

Я не шелохнулась.

– Что-то не хочется, мам. Иди без меня.

– Господи, Кас, прошло уже несколько недель! – сказала она, впервые повысив голос после моего возвращения из клиники в Сток-Мандевилле. – Ты не можешь вечно сидеть в четырех стенах!

Зазвонил телефон.

– Я скоро вернусь, – пригрозила она и вышла.

Я знала, что мое безразличие раздражало ее, но я не была готова выйти из дома. Через несколько минут мама вернулась с записной книжкой в руках.

– Это звонила Сара, – сказала она, присев на край кровати. – Я сказала ей, что ты перезвонишь.

Та самая Сара, с которой мы с Шоном снимали квартиру на Пимлико. Мы с Сарой всегда все делали вместе. На третьем курсе, когда мы покинули своды аудиторий и были брошены на растерзание настоящим пациентам, мы с Сарой вцепились друг в друга, боясь, что те нас покусают. Как сейчас помню: в первый день практики мы пришли в больницу, одетые в длинные юбки, белые блузки и темно-синие пиджаки. В таком виде мы были похожи на школьниц. Когда меня попросили осмотреть пациента, Сара пошла со мной. Мы так нервничали, что, идя по коридору, не произнесли ни слова; только все время поправляли стетоскопы, чтобы они симметрично висели на наших шеях.

Сейчас Сара оканчивала четвертый курс. На этих летних каникулах мы должны были проходить стажировку за рубежом. Она сказала мне, что планирует поехать на Гибралтар, а я хотела поработать в полевом госпитале в Африке.

Я почувствовала толчок.

– Кас? – позвала меня мама.

– М-м?

– Ах, Кассандра, я так и знала, что ты меня не слушаешь!

Мама нетерпеливо раскрыла записную книжку и провела жирную горизонтальную черту.

– Я говорила, что это – нынешнее положение дел. И, – она глубоко вдохнула, словно собиралась окунуться в ледяную воду, – так теперь будет всегда. Мы не можем это изменить, но мы точно можем изменить наше отношение к случившемуся. – Она быстрыми движениями набросала несколько стрелочек, расходившихся вверх от нарисованной черты.

Я скептически приподняла бровь:

– А презентацию на компьютере будешь делать?

Мама отложила ручку в сторону.

– Ты должна подумать о своем будущем.

– О каком будущем? – взорвалась я. – Все, что я любила… все, кого я любила…

Я не договорила.

– У меня поврежден позвоночник, – сказала я Шону, когда он пришел навестить меня в больнице.

Он стал бледным как мел: он прекрасно знал, что это значит.

– Я парализована ниже пояса.

Ирония судьбы заключалась в том, что в колледже он больше всего интересовался неврологией и повреждениями позвоночника. Шон не проронил ни слезинки. У него было такое выражение лица, будто он был готов поколотить первого, кто войдет в палату. Глядя на него, я пыталась найти хоть малейшие признаки того, что он не бросит меня в трудную минуту, что он будет со мной. Но в его глазах я не видела ничего, кроме гнева и растерянности. С одной стороны, я надеялась облегчить его страдания и сказать, что он может уйти и не возвращаться. Мне не хотелось, чтобы он оставался со мной из жалости.

С другой стороны, я мечтала, чтобы он обнял меня и сказал, что любит и что все будет хорошо.

Я с трудом справлялась со своими чувствами. Мне хотелось кричать, громить все вокруг.