Размер шрифта
-
+

Толераниум - стр. 28

Высоченный, накачанный и свирепый на лицо Масик неуклюже пытался воспользоваться изысканным фуршетом. Изящные бокалы с шампанским, малюсенькие канапе и мини-шашлычки казались нелепой насмешкой, когда гигантские пальцы Масика приближались к ним с целью захвата. Наташа изо всех сил старалась удовлетворить желания супруга, но темно-зеленое бархатное платье – слишком узкое, слишком длинное и слишком женственное – стесняло в движениях и очень мешало успевать по хозяйству. В результате Масик иногда оставался без присмотра и вливал в себя все, что предлагали официанты. В очередной раз добравшись до мужа, Землякова застала его сидящим на мраморной скамейке в эркере. Широко расставив ноги и положив на них огромные ручищи со сплетенными пальцами, Масик мотал головой в разные стороны.

– Масик, – шептала Землякова прямо ему в ухо, – соберись и веди себя прилично!

– Куда ты меня притащила? Что это за богадельня? Мы в Египте, в Мексике или на Карибах? Выпить нечего! Протухший виноградный сок, самогонка из кактуса или еще хуже – из тростника… Что здесь происходит? Борьба с рабством или моряков в кругосветку собираем? Водка где? Нет ее! Водяры нету! – Масик развел руками. – Это потому, что ее Менделеев придумал? Микроэлементы в ней нашел и страну прославил! Все самое лучшее скрываем, скромничаем…

Суровый начальник службы фейсконтроля был очень расстроен, но ситуацию спас Виктор.

– «Венецкая росинка», – сообщил он, протягивая Масику бутылку прозрачной жидкости.

– Молодец, братан! Как это я водяру не заметил? – Земляков ухватил бутылку и даже как будто протрезвел. – Может, колбасы докторской принесешь? – Масик поощрительно похлопал Виктора по плечу.

Академические знания Масика о происхождении бодрящих напитков диссонировали с его неуважительным отношением к Виктору. Даже Миша никогда не позволял себе похлопать Виктора по плечу! А уж назвать этот дворец богадельней… Но Виктор очень тонко противопоставил панибратству и невоспитанности великодушие и спокойствие.

Внимание Миши отвлекли легкая суета и шепот пирующих. Взгляды гостей устремились наверх. На верхней ступени лестницы, точно на пьедестале, появился тонкий женский силуэт. Высокая хрупкая девушка с ярко-красными губами, блестящими черными волосами, зализанными в длинный хвост, в облегающем темном платье со шлейфом, не обращая внимания на гостей, как будто спорхнула по лестнице и стремительно приблизилась к огромному концертному роялю. Кончиками длинных пальцев с алым маникюром она подхватила шлейф и села на банкетку. Девушка положила руки на колени и на секунду сосредоточилась. Как в замедленном кино, она подняла правую руку и отпустила подол, который под собственным весом красиво улегся на ковре, приоткрыв до самого бедра стройную ногу в красной туфельке. Миша, словно загипнотизированный, уставился на тоненькую лодыжку пианистки наблюдая, как красный мысик туфельки взбирается на золоченую педаль инструмента.

Девушка начала играть, и уже через секунду музыка овладела миром. Кто-то из гостей замер с мечтательным выражением лица, кто-то блаженно улыбался, некоторые перешептывались. Краем глаза Миша заметил Кирпичникова, который прикорнул на расшитом золотом диване. Уважение к высокому уровню мероприятия проявилось в том, что Кирпич аккуратно свесил ноги в огромных лакированных туфлях, чтобы не испачкать дорогую обивку. Может, в его понимании это и было проявлением самой высокой степени духовности, на которую способен человек. Ковригин, как привидение, слонялся по залу, рассматривая мебель и светильники. Самое удивительное – Масик, огромный, несуразный Масик, который только что требовал колбасы, протиснулся в первый ряд и самозабвенно слушал Рахманинова, не сводя глаз с пианистки.

Страница 28