Тогда и теперь - стр. 10

Второй сановник подтвердил его слова. Герцог повернулся к пожилому мужчине, вошедшему вместе с женщинами:

– Кто ты?

– Джакомо Фабринио, ваша светлость, серебряных дел мастер. Эти двое, – он указал на гасконцев, – продали мне подсвечники, кубок и тарелки. Они сказали, что захватили их при взятии Форли.

– Ты уверен, что именно они приходили к тебе?

– Да, ваша светлость.

– Мы отвели его в лагерь гасконцев, – вмешался офицер, – и он сразу опознал их.

Герцог не сводил с Джакомо тяжелого взгляда.

– Ну?

– Когда я услышал, что ограблен дом монны Бригиды и украдены серебряные вещи, у меня возникли подозрения. – Голос мастера дрожал, а сам он побледнел как полотно. – Я тут же пошел к мессеру Бернардо и рассказал ему, что два гасконских солдата продали мне серебряные подсвечники, кубок и тарелки.

– Ты пришел к нему из страха или чувства долга?

Джакомо ответил не сразу. Его трясло. Наконец он заговорил:

– Мессер Бернардо – судья, уважаемый в городе человек. Я не раз выполнял его заказы. Коли эти вещи краденые, я не хотел держать их у себя.

– Он говорит правду, ваша светлость, – добавил Бернардо. – Я пришел к нему и сразу узнал подсвечники и тарелки.

– Они мои, ваша светлость! – воскликнула одна из женщин. – Каждый скажет вам, что они мои!

– Тихо. – Герцог перевел взгляд на гасконцев: – Вы признаете, что украли эти вещи?

– Нет, нет, нет! – истерично закричал юноша. – Это ошибка. Клянусь душой матери, я этого не делал. Мастер обознался. Я никогда его не видел.

– Уведите, – приказал герцог. – На дыбу его. Может, тогда вспомнит.

– Нет, – взвизгнул юноша. – Я этого не перенесу.

– Уведите его.

– Я сознаюсь, – выдохнул гасконец.

Герцог довольно усмехнулся и повернулся ко второму:

– А ты?

Тот гордо откинул голову.

– Я не крал. Я взял эти вещи. Это наше право. Мы захватили город.

– Ложь. Мы не захватили город. Он сдался.

По неписаным правилам ведения военных действий в Италии тех времен города, взятые штурмом, отдавались солдатам на разграбление и они могли брать все, что попадалось под руку. Если же город капитулировал, его жители выплачивали крупную сумму на покрытие расходов армии-победительницы, а их жизнь и собственность оставались неприкосновенными. Поэтому горожане предпочитали сдать город и только в редких случаях стояли насмерть.

– По моему приказу солдаты обязаны оставаться вне стен города. Тот, кто посягает на честь, достоинство или собственность его жителей, должен быть казнен. – Герцог взглянул на офицера: – На заре повесить обоих на площади. Объявить в лагере, в чем заключалось их преступление и какое они понесли наказание. Около виселицы выставить охрану. Городскому глашатаю каждый час сообщать населению, что оно может положиться на справедливость своего повелителя.

– Что он говорит? – испуганно спросил юноша старшего гасконца, так как герцог, обращаясь к офицеру, перешел с французского на итальянский.

Гасконец не ответил, только с ненавистью посмотрел на герцога. Борджиа повторил приговор по-французски:

– Вас повесят на рассвете в назидание остальным.

Юноша вскрикнул – казалось, его пронзила невыносимая боль – и упал на колени.

– Пощадите, пощадите! – зарыдал он. – Я слишком молод, чтобы умирать! Я не хочу умирать! Я боюсь!

– Уведите их, – сказал герцог.

Юношу подняли на ноги, он всхлипывал и продолжал что-то кричать. Второй гасконец, задыхаясь от ярости, плюнул ему в лицо. Пленников вывели. Герцог повернулся к Агапито да Амале: