Тьма внешняя - стр. 76
Но все же странно, однако: не прошло и получаса, как он видит этого человека, и уже готов поверить ему…
– Когда ты готов отправиться? – задал вопрос Людовик Сентский.
– Хоть завтра, – коротко ответил мэтр Артюр.
– Что тебе нужно?
– Немного… Совсем немного, мессир. Мне потребуется один, а еще лучше два ловких и бывалых человека – надо еще ведь добраться до места. Кроме этого мне понадобятся деньги – ливров пятнадцать-двадцать, лучше мелкой серебряной монетой, и лошади: достаточно крепкие, но невидные, чтобы не привлекать внимания.
– Это все?
– Нет, – Артур усмехнулся одними уголками губ, – еще самое главное.
– Вы, Ваше Высочество, – он впервые назвал герцога этим еще редко употребляемым титулом, – должны выписать мне дворянскую грамоту и грамоту на владение Куронье. По положенной форме и с вашей печатью.
– Тебе что, выходит, недостаточно моего честного слова?
– О, нет, что вы, – почтительно, даже слишком уж почтительно, поклонившись, поспешил ответить мэтр Артюр. – Просто… Я ведь могу и погибнуть. И я хотел бы знать, что умру дворянином.
– Хорошо, – после короткой паузы ответил де Мервье, приняв наконец решение и при этом почувствовав странное облегчение. Ты получишь все, что просишь. Явишься послезавтра утром.
…Когда дверь за странным посетителем затворилась, де Мервье потер виски, отгоняя вдруг нахлынувшую головную боль.
…Голоса… Во сне я стала слышать неведомые голоса. Но то не голоса обычных людей, которые слышались мне прежде в сновидениях, а нечто совсем иное. Мой слабый дух воспринимает его как голос, человеку не принадлежащий – холодный, сильный и непреклонный. Голосов иногда бывает несколько, иногда один единственный… Они говорят мне что-то важное, чего-то требуют от меня, но, проснувшись, я не могу вспомнить этого, как ни стараюсь. Даже в самых глубоких снах я не вижу тех, кто говорит со мной, и даже не представляю – кто это может быть. Ничего, кроме смутных искаженных образов и тьмы. Единственное, что я чувствую наверняка – это властную, неумолимую волю, которая неотступно следит за мной и направляет мою жизнь. Высшие силы избрали меня для своих неведомых целей, и избежать предначертанного ими я не смогу.
С верхней площадки главной надвратной башни Филипп де Альми наблюдал за обложившей город чернью.
Осмелев за последние дни, враг кое – где придвинул свои порядки к стенам Ля-Фер на расстояние, чуть превышающее дальность полета стрелы. Пахло гарью: в тупой злобе осаждающие три дня назад спалили предместья, когда окончательно стало ясно, что город с налету не взять. Проскакало десятка два всадников – что-то новое, раньше конницы в их лагере заметно не было.
Насколько он мог разглядеть, бунтовщики были заняты делом – сколачивали из досок большие щиты-мантелеты, ставили их на тележные колеса и вязали штурмовые лестницы. Поодаль сотни полторы бунтовщиков тренировались с уже готовыми лестницами, быстро приставляя их к закопченным стенам церквушки и взбираясь наверх. Они и не думали скрывать свои намерения.
Ветер приносил обрывки песен, но расстояние не позволяло разобрать слова.
Все почти так же, как вчера и позавчера.
Некогда мощная цитадель, последний раз Ля-Фер пережил осаду пятьдесят лет назад. Крепость и сегодня могла успешно обороняться от десятикратно превосходящих сил, а до того, как алхимики, не иначе по адскому наущению изобрели порох, была почти неприступна. Даже при нынешнем слабом гарнизоне взять ее было весьма затруднительно.