Тина - стр. 27
…А у современной молодежи дефицит общения. Они с компьютерами больше «беседуют». Это драма. Как-то наблюдала пару на свидании. Сидят на лавочке, букет цветов между ними… и каждый в свой планшет смотрит. Это гуманитарная катастрофа! А когда они думают, рассуждают? – на минуту отвлеклась Инна от линии своего рассказа Инна. – Старость – это когда еще чего-то хочешь, но мало что можешь. Это второе детство, только, по большей части, менее счастливое. Мучается Лина с матерью, но терпит, жалеет – родная ведь. Может, еще и потому, что свою девяностолетнюю бабушку вспоминает. Ездили мы как-то в молодые годы к ней в дальнюю деревеньку. Меня там ошеломило вселенское сосредоточие человеческих горестей. В первый момент все чувства мои превратились в полную растерянность, потом ничего, пришла в себя… И вот будто до сих пор болтаются перед моими глазами многолетние, заскорузлые, пыльные полосы когда-то липкой бумаги, осыпанные засушенными мухами, полгода неметеные полы, пустые полки кухонного шкафа, твердый как камень кусок хлеба на столе и другой, размоченный в кружке с водой…
Помню, старушка кусочек селедки запросила, мол, все картошка да картошка пресная. К колбасе не притронулась. Старшей дочке с зятем попросила завезти. Линочку все нахваливала, что не забывает внученька, хоть у самой концы с концами не всегда сходятся да связываются… А той в глаза бабушке стыдно было смотреть. Такая вот жизнь… Трудная-то она трудная, но не в том дело… Видно это горькое воспоминание глубоко запало в ее сердце… С кем-то можно позволять себе такое, а с кем-то и нет, – буркнула Инна и настроила свои ушки-ловушки на прием.
– Кто-то может позволять себе такое, а кто-то нет, – сказала Аня и отвернулась.
Жанна заглянула через плечо той, кому принадлежали эти неожиданно резкие слова, и увидела на ее коленях фото мамы Инны.
А Лена дочь своей подруги вспомнила. Александре за сорок, но ей еще больше требуется любви и внимания близких, потому что нет ни мужа, ни любимого человека. А мать больная, у нее не хватает добрых эмоций даже на себя. Ее бы кто поддержал. Да и не умеет она внешне выражать свои эмоции. Сама любви в семье не знала. И вот живут два одиноких человека порознь, потому что вместе не получается.
Соседи
Грохот над головой испугал женщин.
– Не волнуйтесь, опять соседи резвятся, – сказала Кира, войдя в комнату к подругам. – Сейчас весь дом переполошат. Постоянно причиняют беспокойство. С ними не соскучишься, «веселые» они у нас. То отец семейства пьяный вломится к нам, то его разудалая супруга ор устроит на пустом месте. Первое время жена мужа сдерживала, теперь вместе пьют, куражатся и хулиганят. Иногда мне кажется, что мы живем в многоквартирных домах для того, чтобы служить развлечением соседям, – спокойно, с долей иронии в голосе объяснила Кира.
Шум повторился. В приотворенную входную дверь просунулась взлохмаченная голова. Лена разглядела невыразительные как бы стертые черты лица пьяной женщины. Слава надел халат и вышел в общий коридор. Там он уверенным тоном человека, обладающего влиянием, произнес:
– Кто сотворил с вами такое?..
Больше Лена ничего не слышала. Дальнейший разговор происходил на чужой территории.
А Кира продолжила:
– Не далее как в среду, иду из магазина, настроение хорошее, потому что погода тихая, морозная. Только на первую ступеньку крыльца поднялась, чуть не сшибла меня с ног соседка, что над нами живет. Не физически, нет, криком своим гортанным. Глаза выпучены, лицо исказилось от безудержной ярости, покраснело, раздулось. Кулаками машет перед моим носом, танком прет, слюной брызжет, захлебывающейся скороговоркой выстреливает ругательства, оглашает дом пронзительными криками, сопровождая их пошлой разнузданной жестикуляцией. Грубость ее была сколь невоздержанная, столь и показная. Мол, знай наших. На испуг брала. Сынок-верзила рядом с мамашей стоял довольный, ухмылялся, переминался с ноги на ногу. Опешила я, отступила, не понимая, за что наскакивает и проклятья изрыгает.