Тимиана. Спасти дар - стр. 16
Тут своих носителей магии хоть отбавляй, а уж наполовину с драконьей, так совсем опасное дело. Поэтому и существуют такие жесткие законы об эмере.
Демон меня задери! А что, если мою мачеху в свое время похитили, чтоб заложить память дракона? И отца обманули, подкупили лекаря, который должен был освидетельствовать невинность невесты?
Это многое бы объяснило. Его ненависть к мирным домашним драконам, его похотливость… И он уверяет, что у него нет другой ипостаси и он не может оборачиваться. Хотя почти все выпускники академии с алмазным дипломом могут.
От него можно ожидать любой пакости. Сколько он в детстве меня подставлял?
Маленький белокурый керувимчик, с невинными глазками рассказывал отцу, как умолял меня не подсыпать в корм нашему домашнему дракону стекло. И тот поверил! Даже не стал у меня спрашивать. Дракона еле выходили целители, а я просидел неделю в подземелье за его подлый поступок. Или в Лагерде уже тогда проснулся дар подавления? Иначе почему я постоянно получал наказания? Только потому что не оправдывался? А где здравый смысл у родителя? Элементарная логика? Не говоря уже об отцовской любви!
И тем удивительней, что полуживая девчонка-простолюдинка не поддалась его чарам. Ее умоляющий взгляд до смерти перепуганного зверька до сих пор будоражит душу.
Почему она оказалась в реке? Сама упала или совершено преступление и надо бы заставить судейских провести расследование? А то разжирели там на доходных должностях, а в стране бардак творится.
Но как я себя ни обманывал, что пекусь о порядке и справедливости, внутри что-то екало при мысли об этой девчушке.
Она как редкий цветок, невероятным образом выросший среди сорной травы. Или даже на каменном утесе, лишенный воды и почвы. Утонченные черты лица и невероятные глаза. Голубые, как небо, и с небольшими крапинами, похожими на солнечный камень. А губы… Хоть и были мертвецки синими, но изящный контур все равно виден. И волосы. Густые и светлые, как у потомков северной расы. И простолюдинки обычно в теле, крепко сбитые, словно сама природа позаботилась, чтоб они могли много трудиться.
А эта девчушка тонкая, изящная, однако с очень приятной на вид выпуклостью в области груди.
Я настолько увлекся размышлениями, что не заметил, как на лице расплылось какое-то телячье блаженство. Хорошо, что я один, иначе заподозрят в мягкотелости и будут искать те ниточки, которыми из меня можно вытянуть добродушие. А это точно лишнее. Я ни перед кем не открываюсь, и у меня нет слабостей в виде привязанностей.
Но тем не менее, мои мысли с упорством ослика –трудяги возвращались к несостоявшейся утопленнице. Даже наедине с собой я не мог назвать ее незнакомкой – это слово определенно несло благородный оттенок, и к простолюдинке применять его было глупо.
Я взял хозяйственную книгу, чтоб цифрами выдавить из головы эти глупости. Но я словно наяву видел ее взгляд. Гневный, ненавидящий, адресованный Лагерду. Умоляющий и потом благодарный мне. И опять, Харрот меня задери, я понимаю, что мне хотелось бы увидеть в этих поразительных глазах выражение любви.
Да-да! Из чистого интереса. Для полноты картины. Чтоб навсегда забыть о ней. Хотя… Нужно проверить, как она, жива ли? И что больше меня заботило – не утащил ли Лагерд ее тайком? Хотя срок моей охранной печати еще не вышел. Но наверняка, он уже поблизости рассадил своих стервятников, чтоб перехватить, как только закончится моя защита.