Тихоня для босса. (Не) фиктивная беременность - стр. 3

На прощание закидываю наживку, и рыбка клюет, хотя сама пока еще не понимает, что попалась на крючок настоящего хищника. Вот теперь я готов ко встрече с бабулей. Настроение скачет вверх. Чистый образ недавней глупышки отказывается покидать, но я его и не гоню. Смакую собственную удачу и то, как забавно тушевалась девчонка при виде меня. Она обязательно позвонит, а уж я точно сумею взять ее в оборот и получить то, что мне требуется. Иначе я не Евсей Зарецкий, самый молодой и успешный миллиардер города.

Дома мне холодно и неуютно. Все кажется словно чужим, несущим угрозу. Хотя я прекрасно осознаю, что единственной пугающей вещью в квартире является визитка. Странно, что в век безлимитного интернета и мессенджеров кто-то вообще пользуется этим атавизмом. Темно-серый прямоугольник из углеродного волокна, мне кажется, как нельзя лучше характеризует встреченного мной мужчину с пронзительным тяжелым взглядом. Баснословно дорогой, эксклюзивный, стильный – словно из другой, несуществующей жизни. Что ему вообще могло понадобиться от такой, как я, обыкновенной девчонки, заканчивающей институт?

«А главное – что он собрался тебе предложить?» – добавляет внутренний голос. – «Он ведь ясно дал понять, что может с легкостью решить твои проблемы».

Понятное дело, что заплатить за рядовую операцию для такого, как он – плевое дело. Вопрос в том, что придется отдать взамен. Потому что в искреннюю благодарность за возвращенную купюру, как и в потребность заниматься благотворительностью верилось слабо. Еще меньше, чем в то, что Дед Мороз существует. Скорее этот Евсей Зарецкий – имечко-то какое! – всю душу вынет, пережует и выплюнет, а ты потом живи с тем, что осталось.

Целый час уходит на пустые метания. Меряю шагами двухкомнатную квартирку, остро осознавая ее тесноту и бедность обстановки. Натыкаюсь взглядом на многочисленные изъяны и почему-то размышляю о том, что бы подумал Евсей Зарецкий о нашем более чем скромном жилище. Наверняка он привык совсем к другим интерьерам. Я настолько мало интересуюсь богатой жизнью, что даже не представляю, к каким, но точно знаю, что очень далеким от обыденных.

– Да с какой вообще стати? –возмущаюсь вслух, а Липа, наша кошка, поддакивает ленивым мявком.

Смотрю на настенные часы и берусь за телефон. У бабушки как раз должно быть свободное время перед ужином.

– Привет, бабуль, ты как? – тихо интересуюсь.

– Жива, и слава Богу, – ставший стандартным ответ, от которого у меня каждый раз сжимается сердце. – Какой-то у тебя голос грустный, случилось чего?

– Нет, все в порядке, – вру. – Наверное, устала просто.

– Отдыхай, дочка. Тебе нужно силы беречь, а ты все на учебу да ко мне мотаешься. Завтра не приезжай, лучше выспись. Ничего тут со мной не сделается. Кормят нас хорошо, санитарки часто заходят, да и не скучно мне с соседками, мы о жизни болтаем. А тебе, молодой, нужно о будущем думать, например, как диплом защищать будешь, – строго заканчивает бабушка, и тяжелая одышка не скрывается от моего слуха.

– Спасибо, бабуль, – сдавленно шепчу я.

– Ну все, беги. Люблю тебя, – смягчается ба.

И я бросаюсь на диван, чтобы выплакаться в подушку. Нежность и любовь к бабуле тесно переплетаются с горечью из-за несправедливости и отчаянием, что буквально разрывает меня на части. Даже измученная слабостью и непрестанными болями бабушка в первую очередь заботится обо мне, переживает и ставит на первое место какой-то диплом. Который в настоящей системе моих ценностей занимает место где-то с конца, примерно там же, где мировая политика и глобальное потепление.