Тихие гости - стр. 22
– С-с-спиии, с-с-спиии!
Присвистывающий шепот, будто половины зубов нет. И пошел, шаркая чуть слышно, вдоль стены, мимо шкафа, к комоду, который рядом с моей кроватью стоит.
Лежал я в непонятном ужасе и молился: лишь бы это был вор. Слушал с закрытыми глазами, даже стараясь дышать через раз, как он там в комоде возится. А у меня и нет ничего такого ценного, барахло одно.
И присвистывание это жуткое.
А потом он присел на мою кровать. Меня словно паралич сковал. Ни откатиться, ни увернуться, ни ударить. Он склонился над самым моим лицом, даже его холодное гнилостное дыхание чувствовалось. И вдруг обхватил лицо ледяными руками, щеки сжал и в самое лицо дыхнул: «Вот и я! Узнал?»
– Ус-с-снал?
Я чуть не разрыдался. От страха, как ребенок. И беспомощный, как ребенок. И совершенно одинокий. Ни родителей позвать, никого.
А он мне щеки все сильнее сжимает и прямо в лицо свое это:
– С-с-спиии, с-с-спиии!
Думал, окочурюсь, но сам не заметил, как отключился. Банально заснул. Или сознание потерял. Я просто раньше никогда не падал ни в какие обмороки. И проснулся, опять как от толчка, когда уже рассвело и в комнате все было видно до мелочей. Сначала подумал: «Сон какой неприятный». Только щеки горят, как наждачкой прошлись по ним. А потом смотрю – дверь-то открыта в спальню. Значит, все-таки вор. Честно, обрадовался. Вызову сейчас полицию, разбираться не мне.
Прошелся по квартире. Но все на месте, дверь входная заперта. Никаких следов постороннего присутствия. У родителей тоже ничего не пропало. Рассказать некому. Разве что психиатру, ага. Вот он поверит, верняк.
До приезда родителей изучил все круглосуточные забегаловки, все ночные клубы. На ночных сеансах в кино тоже ничего так. Беруши – в уши, и сиди себе уютненько, хочешь – развлекайся, хочешь – дрыхни.
При таком режиме реально чуть не свихнулся, да и накладно, конечно. Но дома стал спать, только когда родичи вернулись. При них все нормально, как обычно. Но замки мы с отцом сменили. Наплел ему, что ключи посеял.
Нас никто не гнал спать, не требовал соблюдать режим и питаться нормально. Однако довольно быстро мы сообразили: если вечером нечего делать, самое лучшее – это лечь пораньше спать. Особенно когда лампа в люстре начала мигать, трещать, а потом и вовсе сдохла. Где лежат запасные лампочки, Лерка не знала, а вывернуть лампочку из комнаты-холодильника нам как-то не пришло в голову. Да и зачем напрягаться, когда настольная лампа горела. Мы вывернули плафон так, чтобы она светила, как прожектор. В общем, получилось даже уютно. Если бы еще не было так зверски холодно.
Всю одежду, все мало-мальски приличные покрывала и даже чистые тряпки, какие смогли найти по всему дому, мы притащили на разложенный диван и устроили из них настоящее гнездо. Если забраться внутрь в одежде, то было даже совсем не холодно. Главное, не высовывать нос наружу. Почему-то он сразу становился ледяным, а из-за этого мерзло все тело.
Лера жаловалась, что не может нормально заснуть в такой тишине. Могильная какая-то. Сразу ясно, что никого нет в деревне. Летом окно откроешь – слышен далекий рокот тракторов, музыка, местные хохочут, собаки лают (хотя теперь я в этом сомневаюсь, про лай). Жизнь. Лерка уверяет, что лучше всего в городе засыпается, под общий шум.