Тётя без присмотра - стр. 5
Парк погружался мало что в темноту, еще и в какой-то туман. Только желтый свет из окон жилого дома пробивался лучиками сквозь эту пелену и листья кроны. Таня погрузилась в созерцание.
– О чем ты думаешь? – спросил Михаил.
– Интересно люди живут. В большом доме много клеточек, как в улье, и в каждом своя семья.
– Для экономии места, – усмехнулся Миша.
– В каждом домашнем очаге свет, – продолжила Таня. – Интересно, счастливы ли они там? Каждый в своем гнездышке? Свет лампы, тепло… О чем они сейчас думают?
Михаил внимательно посмотрел на нее.
– Ну, и мысли у тебя, мать! Я понимаю, почему ты тут сидишь одна под дождем. Ты – философствуешь! Угадал? Правда, в основном, философы мужчины.
– Я, конечно, плохо выгляжу и наверняка старше вас, но в матери вам не гожусь, это точно, – поджала губы Татьяна.
– Да ладно! Обиделась, что ли? Это же просто молодежный сленг! – сказал он.
– Я не заметила, что вы – молодежь, извините, – бросила Татьяна.
– Ладно! Один-один! – засмеялся Михаил. – Странные мысли.
– Какие есть. Мужчинам ой как удобно лежать на диване и думать о тщете всего сущего. Женщина не может себе этого позволить, нет у нее времени. Дети, магазины, работа, уборка, готовка, стирка… Где уже нам! – ответила Таня.
– Это ты верно подметила, что за каждым окошком скрывается и хорошее, и грустное. Но я точно могу сказать, что у тебя какие-то неприятности. Что за твоим окошком, Таня? – проникновенно спросил Михаил, и у Татьяны побежали мурашки по коже.
– А вы психолог?
– Нет, я архитектор. Михаил Амирович Ахба. Проектирую здания, создаю эти, как их называют, «человейники». Только я стараюсь, чтобы они хотя бы отличались друг от друга. Эксклюзивные «человейники», так сказать. Ну, а ты? Расскажи мне о себе.
– Про личную жизнь? Нет… На то она и личная…
– А чем ты занимаешься?
– Я переводчица. Перевожу с английского и немецкого языков художественную литературу, документы, инструкции на лекарства, даже личные архивы. За всё берусь… – ответила Таня.
– Два языка в совершенстве? – хмыкнул Михаил.
– Я бы так не сказала. Это уж слишком. Но языки я знаю довольно прилично. Мне не стыдно за свою работу. После института решила усложнить себе жизнь, стала еще и китайский учить, но не дотянула. Что-то могу прочесть, но говорить так и не смогла. Сложновато для меня оказалось, – сказала Татьяна.
– А ты, видимо, из отличниц… Ты должна свою работу выполнять на все сто!
– Есть такое… А смысл тогда делать и предлагать свою продукцию, если не довела ее до совершенства?
– Я не такой. Я человек творческий, ко всему отношусь легко.
– Но выглядите вы сейчас не очень счастливым, – отметила Таня. – Вы сказали, что расстались с подругой… Почему?
– А почему люди расходятся? Не сложилось у нас. Я всегда считал, что не создан для семейной жизни. Еще у меня вечные командировки. Ну, а когда тебе уже под сорок, ты после большого количества женщин вдруг встречаешь очередное чудо на длинных ножках, и хочешь наконец остановиться. Исполняешь все капризы, балуешь, на руках носишь. Думаешь: вот она единственная, на всю жизнь. Длились наши отношения два года, и когда я сказал, что на этот раз командировка не в Нью-Йорк, не в Амстердам и не в Париж, и даже не в Вену, а в Москву, мне было предъявлен почему-то ультиматум: или я, или Москва. Дело в том, что я уже дал согласие на этот проект и не мог подвести коллег. Командировка на полгода. Лиза, а мою подругу звали Лизой, почему-то приняла в штыки мое решение. Пришлось выбирать.