Тетрадь в косую линейку - стр. 65
– Так уйдёшь?
– Если ответишь откровенно, то нет.
– Спрашивай.
– Зачем я тебе?
– Откровенно, говоришь тебе надо ответить… – задумчиво проговорил он. – Если откровенно, то не знаю. Просто чувствую. У меня так и раньше было. Вот чувствовал, что надо идти этой дорогой, и мы обходили минное поле. Чувствовал, что не надо что-то делать, и трижды покушения на меня не удавались. Вот и сейчас чувствую, что отпускать тебя нельзя. Просто чувствую. Что это – не знаю, может интуиция, а может, ангел у меня хороший.
– Выиграл, – я демонстративно подняла руки: – Сдаюсь! Формат общения давай обговорим ещё раз. Ты явно перегнул с этим: папа-дочка, я понимаю, пробовал на моей потере сыграть. У меня и правда с отцом очень доверительные отношения были, и я тоскую без них, но это не повод явной фальшивкой эту дыру пробовать заткнуть. Поэтому давай без этого. С твоей стороны готова терпеть нелицеприятные высказывания, но без хамства и явных команд, мне это претит. Со своей стороны постараюсь подстроиться под устраивающий тебя или Вас формат.
– И почему сразу фальшивкой? Я ведь искренне старался заботиться о тебе. Ты испугалась, что за этим стоит попытка склонить тебя к адюльтеру. Поэтому предлагаю тот формат, при котором её быть не может.
– Ты намекаешь, что вчера я ошиблась?
– Нет, не ошиблась. Это я сегодня понял, что ошибся вчера. И предлагаю отношения в которых и тебе, и мне будет комфортно. Отныне постараюсь в тебе видеть дочку, гордую, немного своевольную, но несмотря ни на что желающую помочь и поддержать.
– Видеть в тебе заботливого отца это что-то, босс. Я в шоке.
– Надеюсь, приятном шоке. Ну так что? Договорились?
– А тебе в голову не пришло, что ты этим настоящих детей предаёшь?
– У меня кроме старшей дочери двое приёмных мальчишек. Поэтому нет, не пришло, ни тогда, когда их брал, ни сейчас не пришло, – достаточно жёстко ответил он.
– Не знала, обидеть не хотела, вопрос задала исключительно для того, чтобы понять в каком окажусь положении, если соглашусь с таким раскладом, – я нервно сжала руки перед собой. Потом, немного подумав, подняла на него взгляд и проговорила: – Моя мать, если бы сейчас узнала об этом, сказала бы мне, что этим я предала отца, и вся моя любовь к нему была не более чем показуха. Я не плакала на похоронах и никогда не говорила о том, что мне тяжело без него. А сейчас готова посчитать отцом того, кто дал мне денег. Продажная я предательница.
Генеральный попытался что-то сказать, но я просительно подняла руку, и он ничего не сказал, и я продолжила:
– А вот отец наверняка сказал бы другое. Я уверена, что сказал бы, – на глаза у меня навернулись слёзы, и я, подняв наверх голову, сглотнула несколько раз, пытаясь их сдержать.
Генеральный молча подошёл, одним движением за плечо выдернул меня из кресла и крепко обнял, поглаживая при этом по спине. Потом тихо шепнул на ухо:
– Мои мальчишки дети погибшего друга. Считай, тебя мне тоже так передали, без слов, клятв и обещаний. Но я не обижу. Клянусь.
– А где их мать? – осторожно высвобождаясь, спросила я.
– Тяжелая история, не спрашивай.
– Я не имею права знать? – сразу насупилась я.
– Имеешь. Но давай не сегодня. Не готов, – достаточно резким тоном ответил он.
– Хорошо, – я осторожным движением кончиками пальцев коснулась волос на его виске и, заглядывая в глаза, тихо и просительно проговорила: – пожалуйста, не обижайся на меня.