Терское казачество. Вспомним, братцы, про былое - стр. 14
– Боже ты мой! – вспомнил Григорий. – Да сегодня же праздник – Преображение, как говорили в станице – Спас. В этот день мать, беря его в церковь, говорила:
– Помни, сынок, три у нас Спаса. Первый – медовый, значит, лету конец. Второй Спас – яблочный. Спас – Преображение, яблоки светят. Третий Спас – орешный, орехи поспевают после Успенья.
Преображение Господне… Ласковый, тихий свет от него в душе – доныне. Должно быть, от утреннего сада, от светлого голубого неба, от ворохов соломы, от яблок, хоронящихся в зелени, в которой уже желтеют отдельные листочки. Ясный, голубоватый день, не жарко, август. Григорий вспоминает, как ожидали крестный хор, а потом начиналось освящение. Священник в необыкновенной ризе читал над яблоками молитву и начинал их окроплять. Так встряхивал веником, что брызги летели, как серебро, сверкая тут и там…
Он тронул каблуком остановившегося коня, и жеребец с очень стройными ногами гордо двинулся дальше. Продолжали цокать копыта, удаляя всадников от места, заставившего дрогнуть сердца.
На одном из перекрестков они повернули и вскоре остановились у подворья. Коновязи, лошади одинаковых мастей и казаки: кубанцы и свои – терцы. Забились вновь казачьи сердца, что-то знакомое и привычное прошлось по душе.
Из подворья, обнесенного забором и разделенного каменными тумбами, вышел офицер.
– Приехали, дорогие! – восторженно поприветствовал он их. – Рады видеть вас, а мы уже заждались. – Он снял папаху и перекрестился.
Казаки спешились и тоже перекрестились.
– С прибытием, – еще раз обратился к ним офицер, – извините, что не встречаем торжественно, служба! – И он обнялся с офицером, сопровождавшим новобранцев.
Терцев окружили свободные от службы казаки-конвойцы, и начались расспросы…
Глава V
Петербург не дал казакам расслабления. Уже через месяц, освоившись, они приступили к несению службы.
Стоя на часах[5], Григорий все чаще и чаще стал слышать от придворных о возможной войне с Турцией.
– Давно их надо проучить, – говорил один чиновник какому-то генералу, на что последний отвечал:
– Еще бы подождать, не готовы мы.
– Подготовку надо ускорить, – говорил все тот же чиновник. – Царь не случайно посылал наше посольство в Константинополь. Ментиков обязательно раздует конфликт.
– Но это уже зависит не от нас, – отвечал генерал.
Григорию вспомнился разговор с отцом перед отправкой в Конвой.
– Чувствует мое сердце, что обманчиво нынешнее спокойствие, – говорил он. – Как бы не пришла беда!
– Да что может произойти? – запальчиво спросил тогда Григорий. – Нас Государь призвал к себе по очереди, и о какой-либо угрозе никто не ведает.
– Это так, сынок, – отвечал отец. – Но все эти посольства в Константинополь, частые поездки здесь, на юге, не случайны. Как бы к осени не разгорелось!
– Да кто нам может угрожать? – уже раздраженно спросил Григорий.
– Южный сосед, – просто ответил отец. – Чувствуют они чью-то поддержку, вот и нахальничают.
– Турция, что ли? Так мы ей уже не раз преподавали урок, – продолжал Григорий, – думаю, она не сунется.
– Дай-то Бог, – тихо сказал тогда отец, обнимая его за плечи.
А дело обстояло следующим образом. В середине XIX века узловым вопросом международных отношений стал «восточный вопрос». Он возник в связи с тем, что экономические интересы европейских стран, в первую очередь Англии, Франции, России и Австрии, сталкивались в поисках новых владений на Балканском полуострове и в Передней Азии, где им противостояла слабеющая Османская империя. Передовые страны Европы стремились к разделу турецких владений и самой Турции в целях расширения рынков сбыта.