Территория Холода - стр. 21

Я безуспешно бьюсь в руках рабочих, немых, как големы, понимая, что только что отдал вновь обретенного приятеля в руки его палача.

Следующие несколько часов проходят для меня, как в тумане. Меня приводят в Казарму, заводят в ее недра, которые я толком не рассматриваю, усаживают на кушетку в белую комнату, выдают какую-то одежду, приносят чаю, велят выпить. Я пью, не споря. Кажется, все это время почти не моргаю, если верить пересохшим глазам.

Входит женщина в белом переднике, приносит поесть какую-то кашу. Ем, не различая вкуса – чисто механически. Забирать посуду через какое-то время приходит уже другая женщина, но смотрит на меня с той же отвратительной жалостью, что и первая. У всех, кто попадается мне на глаза, я справляюсь о состоянии паренька, который попытался совершить гребаное самоубийство в мой первый гребаный день в этом гребаном интернате. Ничего определенного мне не отвечают, только просят еще посидеть и подождать. И я сижу.

Время для меня будто останавливается, и я не знаю, сколько провожу здесь, пялясь в одну точку.

В какой-то момент за дверью раздаются голоса, один из которых мне уже знаком. Входит Майор, а за ним – высокий седовласый очкарик в старом видавшем виды костюме. Я мрачно гляжу на Майора, по-прежнему испытывая к нему жгучую ненависть. Перевожу взгляд на седовласого и киваю на тренера.

– Уберите его отсюда. Я с ним разговаривать не хочу. При нем – тоже.

Седой смотрит на меня с отцовской добротой и садится на белый стул напротив кушетки, которую я занимаю.

– Кажется, у вас вышло некоторое недоразумение с нашим тренером, молодой человек, – терпеливо говорит старик. Я вдруг соображаю, что это директор. Сверчок, кажется. Что-то от стрекочущего насекомого в его облике и правда есть: ходит он, чуть наклоняя вперед прямую спину, а когда садится, поджимает руки и складывает их, не сцепляя пальцев, делая их похожими на маленькие лапки. Лысая макушка и очки с толстыми стеклами довершают образ. – Вам показалось, что на физподготовке с учениками обращаются жестоко, не так ли?

Я недоверчиво кошусь на него. Что-то в его размеренном приглушенном голосе и манере речи заставляет меня убавить пыл.

– Да, – коротко отвечаю я, исподлобья глядя на Майора. – Парень, который пытался… – Не получается договорить про самоубийство, и я мотаю головой, отрывая от своей мысли кусок. – Он это подтверждал.

Майор стоит, точно надзиратель, сложив руки на груди за директорской спиной, и молчит. Смотрит на меня, не отрываясь, но не враждебно, а сочувственно. Даром мне не сдалось его сочувствие!

Сжимаю кулаки, пытаюсь совладать с собой.

– Он в шоке, директор, – тихо замечает Майор.

– Отвалите от меня! – вскидываюсь я так, что Сверчок вздрагивает и сильнее пожимает руки-лапки. Майор остается недвижим, как статуя.

– Молодой человек, – примирительно начинает директор, – в нашем заведении мы, разумеется, не обращаемся с детьми жестоко. И, само собой, не совершаем никаких противоправных действий. Наш руководитель физподготовки – опытный человек, и он уж точно не мучает учеников, смею вас заверить.

– И у вас язык поворачивается так говорить после того, как ученик из-за него решил утопиться? – восклицаю я, поражаясь наглости этой лжи.

Майор терпеливо вздыхает. Сверчок поправляет на носу очки.