Терапевтическая проза. Ирвин Ялом. Комплект из 5 книг - стр. 29
Но Эрнест оставил свои мысли при себе. Он гордился своей сдержанностью – это верный признак профессиональной терапевтической зрелости. Вместо этого он невинно поинтересовался: «Вы постоянно пребываете в таком хорошем настроении?»
«Что вы имеете в виду?»
«Я хочу сказать, что это важное событие в вашей жизни. И вы наверняка испытываете целую гамму чувств по этому поводу».
Но Джастин вел себя не так, как хотелось Эрнесту. Он с неохотой делился информацией, держался отстраненно, недоверчиво. Эрнест понял, что ему следует сфокусироваться не на содержании, а на процессе – на отношениях между терапевтом и пациентом.
Процесс – чудодейственный амулет психотерапевта, который всегда помогает спасти зашедший в тупик сеанс. Это самый действенный производственный секрет терапевта, это то, что делает общение с терапевтом качественно иным и значительно более эффективным, чем разговор с близким другом. Умение сфокусироваться на процессе – на том, что происходит между терапевтом и пациентом, – это самое ценное, что Эрнест получил от Маршала, своего супервизора, и самое ценное, что он, в свою очередь, давал своим ученикам, когда сам выступал в качестве супервизора для терапевтов-резидентов. С годами он пришел к пониманию того, что процесс – это не только амулет, к которому можно обратиться в критических ситуациях, но самое сердце терапии. Одно из самых действенных упражнений, которому научил его Маршал, заключалось в том, чтобы обращаться к анализу процесса, как минимум, три раза в течение сеанса.
«Джастин, можем мы посмотреть, что сегодня происходит между нами?» – предложил Эрнест.
«Что? Что вы имеете в виду – „что происходит“?»
Опять сопротивление. Джастин прикидывается дурачком. Но, подумал Эрнест, возможно, бунт, пусть даже пассивный, – не такой уж плохой знак. Он вспомнил, сколько времени они боролись с ужасающим подобострастием Джастина, все те сеансы, в течение которых они пытались справиться с привычкой Джастина извиняться за все и ни о чем не просить: он не жаловался даже на бьющие в глаза солнечные лучи и не мог поинтересоваться, нельзя ли опустить шторы. Памятуя все это, Эрнест должен был бы аплодировать Джастину, поддержать его решительность. Сегодня ему нужно было превратить твердолобое сопротивление Джастина в открытое выражение эмоций.
«Я хотел спросить, какие чувства вы испытываете, разговаривая со мной сегодня? Что-то изменилось? Вам так не кажется?»
«А вы что чувствуете?» – вопросом на вопрос ответил Джастин.
Ага, еще один ответ не в духе Джастина. Декларация независимости. Радуйся, подумал Эрнест. Помнить, как ликовал Джузеппе, когда Буратино научился ходить?
«Справедливый вопрос, Джастин. Я чувствую себя отстраненным, забытым, словно у вас произошло что-то важное… Нет, не так. Скажем иначе: словно вы позволили случиться чему-то важному, но вы не хотите делиться этим со мной, словно вы не хотите быть здесь сейчас, словно вы не хотите впускать меня».
Джастин кивнул: «Именно так, Эрнест. Совершенно верно. Я действительно чувствую именно это. Я действительно избегаю вас. Я хочу чувствовать себя так же хорошо. Я не хочу, чтобы мне портили настроение».
«А я испорчу вам настроение? Я попытаюсь лишить вас этого ощущения?»
«Вы уже пытались это сделать», – сказал Джастин, глядя Эрнесту прямо в глаза, чего никогда не делал.