Тепло лютых холодов - стр. 34
Вот на него и валили, что угодно, потому как знали – Кузьмин ради дела обязательно всё организует, всё пробьёт, достанет, всех подключит, всё перевернёт и всех на ноги поставит… Он – всё сделает! Он – всё может!
А потом, когда невыполнимое кем-то задание выполнялось им точно и в срок, легко забывали о служебных подвигах Виктора, будто так смог бы каждый, а в его действиях ничего необычного не наблюдалось. И опять что-то ему подбрасывали, непредусмотренное никем и ничем… И людям, которые хорошо знали Виктора, его удивительный напор и его большие победы, было не понять, почему на его груди не красуются давно заслуженные ордена и медали? Они почему-то красуются на груди людей, часто, ни к чему достойному непричастных.
Разумеется, Алексей всегда глубоко уважал Виктора и старался во всём походить на него. Виктор был у него в большом авторитете. Но теперь речь о другом. Об отношении Виктора к Сталину. В этом вопросе он не разобрался, с уверенностью повторяя, если приходилось, хрущёвскую ложь.
Сам Алексей в течение жизни всегда остро интересовался этой темой. Не однажды менял свои мнения, когда на него наваливалась новая информация. Мнения-то менял, но флюгером не был. Просто не мог не изменить своего мнения под давлением новых фактов. Если факты выглядели правдоподобными, то реагировать на них приходилось. Алексей не относился к тем людям, которые узнав однажды, будто дважды два – тридцать два, свято верят в это всю жизнь, несмотря ни на что!
Сильнее всего вера Алексея в Сталина пошатнулась после прочтения солженицынского «Архипелага-Гулага». Полгода Алексею понадобилось, чтобы самостоятельно разобраться в том, что в его руках побывала не истина, а всего-то липкая книжонка, содержавшая самые подлые вымыслы. И даже то в ней, что, возможно, и случилось с кем-то в действительности, подавалось автором с лживыми комментариями, переворачивавшими суть событий. Со всей очевидностью, эта книжонка, не придерживающаяся истины, писалась с задачей опорочить всё и вся, сформировав у читателя самое негативное отношение к советской власти и к Сталину.
Разгадав этот замысел, Алексей облегченно выдохнул и реабилитировал вождя в своих глазах. Будто смыл с него всю нанесенную Солженицыным грязь. А потом даже гордился тем, что не сразу, но разобрался во всем самостоятельно. Не оказался обманутым ни злобным пасквилем, ни его автором, справедливо депортированным из советской страны как ее очевидный враг.
Кстати, в эти же полгода своих тяжелых сомнений он не однажды говорил на эту тему с отцом. Разговор всегда получался достаточно коротким, поскольку говорил лишь Алексей. Отец же выслушивал молча, всё больше втягивая голову в плечи, и потом произносил с сожалением как вывод, до которого Алексей пока не дорос:
– Нет, Лёшка! Всё было не так! Я тогда жил, я тогда служил и ничего подобного нигде не видел, хотя слепым не был! Я этому не верю! Теперь ты моё мнение знаешь, а дальше думай сам!
Иначе получилось с Виктором. Когда друзья встретились лет через двадцать разлуки, о многом горячо говорили. Многое изменилось не только в жизни каждого, но радикально изменилось всё в стране. Да и той страны-то, где хозяином был народ, не осталось.
И вот тут-то Алексея и потрясло мнение бесконечно уважаемого им Виктора о Сталине. Если без подробностей, то Виктор до сих пор абсолютно верил тому, что было сказано на 20-м съезде. Виктор был убеждён в том, что Сталин уничтожал народ, на плечах которого стоял, от успехов и побед которого полностью зависел!