Теория невероятности - стр. 23
Все шло хорошо, и Николай Андреевич благоденствовал – до тех пор, пока не случилось досадное недоразумение. Надо же было такому случиться, что в числе абитуриентов оказались полные тезки! Деньги Павлов взял с одного, а поступил другой. Отец несостоявшегося студента оказался человеком вспыльчивым и злопамятным, не стал слушать никаких объяснений и накатал заявление в милицию.
Тогда разразился настоящий скандал. Всем пришлось идти в свидетели. Николай Андреевич до суда находился под подпиской о невыезде и даже ходил на службу, но директор НИИ вызвал его к себе и потребовал подать заявление «по собственному желанию». Пришлось подчиниться, и, когда он уходил, Аля запомнила его сутулую спину, опущенные плечи и затравленный взгляд. Жалко было человека, конечно, но подойти она не посмела. Еще остальные подумают что-нибудь не то…
На суде Павлов больше всего упирал на то, что в приемной комиссии не состоял, а потому никакого влияния на поступление абитуриента не мог оказать при всем желании. Правда, ему это не особенно помогло – отец несостоявшегося студента действительно был человеком влиятельным, Николай Андреевич получил три года за мошенничество и отправился в колонию общего режима.
Этот случай Альвина вспомнила много позже, в начале девяностых, когда в институте пошли сплошные сокращения. Она тоже оказалась без работы, а деньги были нужны, нужны отчаянно – родители начали прихварывать, все-таки возраст сказывается, а бесплатная медицина постепенно стала отодвигаться в прошлое. Сжав зубы, Аля старалась заработать всеми возможными и невозможными способами, но почему-то у нее упорно ничего не выходило. Она пробовала торговать турецкими шмотками на рынке – и тут же налетела на недостачу. Пришлось почти три месяца отрабатывать стоимость той проклятой кожаной куртки, будь она неладна… Хозяин понемногу вычитал из зарплаты, и, когда Аля смогла, наконец, уйти, она впервые вздохнула с облегчением и с тех пор десятой дорогой обходила любые рынки.
Потом еще было много всякого… Пыталась заняться распространением гербалайфа, чудодейственной косметики «Вечная молодость» (до сих пор где-то в кладовке валяются коробки с нереализованным товаром, надо бы выбросить!), выгуливала чужих собак и даже полы мыла в супермаркете. Специально ездила на другой конец города, чтобы не встретить никого из знакомых – очень уж стыдно было. Зато там, по крайней мере, зарплату выплачивали регулярно…
Это время она особенно не любила вспоминать. От непривычной тяжелой работы ломило поясницу, ноги стали опухать, руки потрескались, в зеркало на себя было страшно смотреть. Но еще хуже было другое – постоянное чувство униженности и безысходности. Неужели она для того заканчивала институт и писала диссертацию, чтобы стать уборщицей? Аля даже плакала украдкой. Родителям она врала, что трудится в научной библиотеке, помогает разбирать старые книги, и – вот беда! – страдает жуткой аллергией на бумажную пыль. Отец бормотал что-то вроде «в науку легких путей не бывает», а мама кивала, сочувствовала, но по глазам Аля видела, что она ни на грош ей не верит.
А денег все равно не хватало. В тот день, когда отец, выйдя утром из ванной, вдруг как-то странно захрипел, схватился за грудь и медленно осел на пол, Аля оказалась совсем без гроша. Зарплату должны были выплатить только послезавтра. Она потом еще долго будет корить себя за то, что, если бы сунула в карман врачу «скорой» несколько приятно хрустящих бумажек, все могло сложиться по-другому…