Тени с бульвара Ирисов - стр. 4

Слёзы на её щеках высохли, а зелёные глазки стали сонными. Внешне Оливия была очень похожа на Итана. У неё был тот же разрез и цвет глаз, форма губ и лица. От Пенелопы же дочери достались только густые каштановые волосы, но мать из-за этого не расстроилась. Лив всё равно должна была вырасти настоящей красавицей. Жаль только, что значение её имени – «мирная», – которое они с Итаном дали ей в надежде на спокойствие в их семейной жизни, себя пока не оправдало.

Девочка наконец уснула. Пенелопа поднялась на второй этаж в спальню и уложила её в колыбель. Итан сонно приподнял голову.

– Лив кричала? – спросил он.

– Я уже её успокоила. Спи, – отозвалась она.

Итан что-то промычал, положил голову на подушку и моментально уснул. Пенелопа легла рядом, закрыла глаза и услышала тихую мелодию будильника. Время на отдых закончилось. Будь её воля, то она бы ушла в полноценный декретный отпуск, но глава участка Сент-Ривера, Джонатан Уокер, уволился пару месяцев назад, а замену ему пока ещё не назначили и всю работу свалили на неё. К счастью, сегодня должен был приехать новый начальник из столицы.

Пенелопа встала, и голова у неё закружилась. Она с трудом устояла на ногах. Интересно, если она уснёт, прислонившись к косяку, в участке, новый начальник уволит её сразу или хотя бы подождёт, пока она проснётся? Проверять, честно говоря, не хотелось, но её состояние всё равно оставляло желать лучшего.

Пенелопа в полусонном состоянии умылась, переоделась и вышла из роскошного пентхауса на улицу. Осень в этот раз в Сент-Ривере вышла промозглой. Накрапывал мелкий дождь. Пенелопа плотнее закуталась в кожанку, зевнула и направилась к своему красному «Феррари».

Пространство неожиданно разорвал нестройный лай двух противных корги. Их одинокая соседка Вероника Никсон недолго горевала, когда в том году умер её любимый ротвейлер Пантелеймон. Она завела ещё более громких и невоспитанных щенков, которых назвала Розенбуш и Штирлиц. Кто из них кто, Пенелопа до сих пор разобрать не могла, – впрочем, ей было всё равно. Лив никак на лай собак не реагировала, поэтому Пенелопа тоже постаралась привыкнуть к новым шумным соседям, и, учитывая её не самое хорошее физическое состояние, удалось ей это с лёгкостью.

Резная металлическая калитка открылась, и во двор вошла худощавая старушка горничная, Доротея Шери, работающая у Пенелопы, в сопровождении полноватого садовника Григория Якоба, который был лишь чуть младше её.

– Доброе утро, – поздоровалась Пенелопа.

Григорий, у которого с возрастом появились проблемы со слухом, продолжил что-то рассказывать Доротее. Зато горничная её расслышала хорошо. Она подпрыгнула от неожиданности и уставилась прямо на Пенелопу.

– С чего ж оно доброе? Дождь идти уж больше неделя, – с итальянским акцентом и коверкая слова, отозвалась Доротея.

Григорий понял, что она говорит не с ним, резко повернулся, а потом дружелюбно улыбнулся Пенелопе.

– Доброе утро! – чересчур громко поздоровался он.

Пенелопа вздрогнула и приложила указательный палец к губам, прося его быть тише. Он поспешно кивнул в ответ.

– Лив опять не спит? – с сожалением в голосе спросила Доротея.

Пенелопа тяжело вздохнула:

– Полночи с ней просидела.

– Вам бы уйти с работы. Вы дочке больше нужны, чем Сент-Риверу. Оглянетесь, а она уже вырасти. Без вас, – запричитала Доротея.